Хранители. План игры - стр. 37

– Да вроде порядок. – Худя встал с колен, отряхнул штанины камуфляжной расцветки и подошел к заблаговременно снятому рюкзаку. – Сходи дров еще набери, а я пока банки с тушенкой достану и займусь костром.

Кастет кивнул и, тяжело топая ботинками, вышел из комнаты. Вскоре с улицы донесся треск, а потом послышался звонкий стук, как будто орудовали топором. Здоровяк решил, что одного хвороста будет маловато на всю ночь, сломал три деревца и теперь энергично тюкал ножом, отрубая ветки и деля ствол на одинаковые по размеру чурбачки. По размерам его тесак заметно уступал мачете, но массивный острый клинок и удобная рукоять в разы облегчали задачу.

Пока напарник отсутствовал, Худя развел костер. Он не стал обременять себя поисками подходящего по размеру металлического листа или кирпичей, чтобы использовать их в качестве подложки. Половицы под костром вряд ли прогорят за ночь, подумал парень, а раз так, то и напрягаться лишний раз незачем. Он наломал тонких веточек, скидал в кучку посреди комнаты, шалашиком сложил вокруг них ветки потолще и чиркнул спичкой о коробок. Пламя с шипением вырвалось из коричневой головки. Худя поднес пляшущий огонек к растопке и едва не обжег пальцы, пока ждал, когда займется костер. Результат того стоил. Рыжие языки пламени жадно накинулись на хаотичное переплетение тонюсеньких сучков и веточек, и первые сизые струйки потянулись к потолку. Вкусно запахло дымом.

Худя подкинул еще растопки, а когда пламя весело затрещало, задорно стреляя искрами и шипя испаряемой влагой с концов уложенных шалашиком веток, подложил хворостины потолще. Потом достал из рюкзака две банки тушенки, вскрыл ножом и подвинул поближе к огню.

Пока он хозяйничал, Кастет управился с заготовкой дров. За три захода притащил запас топлива в дом и свалил неподалеку от костра. Худя подкинул в огонь толстые, с руку тренированного мужчины чурбачки и взглядом показал на одну из банок:

– Готово. Можешь забирать.

Кастет благодарно кивнул, сел поближе к огню, по-турецки сложив ноги крест-накрест, и принялся за поздний ужин. Он жадно ел с того самого ножа, каким недавно разрубил на части сломанные деревца. Его не смущало ни то, что к клинку прилипли мелкие кусочки древесины и молодой зеленоватой коры, ни то, что жир капал с волокнистых кусков мяса на одежду и на пол рядом с оббитыми и поцарапанными мысками ботинок. Он выпячивал широкие приплюснутые губы, сильно дул на исходящую горячим паром тушенку, а потом, как собака, впивался в нее зубами, стягивал с кончика ножа и смачно чавкал, методично двигая массивной нижней челюстью.