Хранитель пограничной крепости - стр. 46
Вся столица была перед ними и для них. И он был красив, этот город, чье имя означало «главная гордость».
Больше всего нравился Орешку дворец, обнесенный стеной с двенадцатью изящными башенками. Внутрь мальчишкам проникнуть не удалось ни разу: стража не дремала, любой сопливый «нарушитель» немедленно перехватывался и за ухо выдворялся на площадь. Но и снаружи было на что поглядеть. Стена снизу доверху была выложена красочными изразцами, привезенными из Ксуранга. Со слов Илларни Орешек знал, что украсить стену дорогими и хрупкими изразцами приказал Лаогран Полночный Гром. Тем самым король выразил уверенность в том, что никогда вражеские воины не ворвутся на эту площадь, никогда таран не ударит по дворцовой стене. Король не воздвигал для себя крепость – он строил хрупкое, легкое, прекрасное жилище. «Моя защита – это мое войско!» – гордо говорил Лаогран (что не помешало ему, между прочим, возвести мощные и грозные внешние стены города).
Хороши были и башенки, каждую из которых на свои средства строил один из Кланов. Они так и назывались: Соколиная, Рысья, Лебединая, Медвежья… Самой красивой мальчишки без спора признавали Драконью башню: ее обвивал каменный дракон, а в разинутой пасти чудовища раскачивался колокол. Двенадцать раз в сутки отбивал он время: шесть раз днем и шесть раз ночью. Горожане знали: третий светлый звон – полдень, третий темный звон – полночь. Но до жилища Илларни голос дворцового колокола не долетал. Звездочету возвещал полночь тройной удар другого колокола – того, что висел на судебной площади. А всего колоколов в городе было восемь, и звучали они каждый по-своему: один – звонко и весело, другой – гневно и резко, третий – властно и протяжно…
В те счастливые дни мальчишки твердо знали, что Тайверан Великолепный воздвигнут для их развлечения. Можно было выбраться к королевскому дворцу и из толпы смотреть, как торжественно въезжают на площадь иноземные послы со свитой: смуглые до черноты наррабанцы в ярких одеждах; надменные силуранцы, увешанные драгоценностями и враждебно поглядывающие по сторонам; молчаливые, загадочные пришельцы из Ксуранга, о которых ходят невероятные истории…
Можно было покрутиться на Судебной площади, поглазеть, как почтенные судьи разбирают тяжбы между горожанами. Зачастую и казнь удавалось увидеть – ну, потом у мальчишек было о чем поговорить: как держался смертник, как ловко орудовал удавкой голорукий палач…
Полна соблазнов и чудес была и Ярмарочная площадь, шумная, разноязыкая. Кружили голову запахи пряностей с далеких островов, ласкали взор пушистые наррабанские ковры и переливы шелковых и атласных тканей, забавляла разноголосая брань и отчаянная торговля, когда со стороны казалось, что покупатель выкладывает последнюю монету, а торговца только вещь, которую он сейчас продает, может спасти от разорения… Особенно привлекали мальчишек солидные, тихие ювелирные лавки. Нет, не из-за драгоценностей, ведь ни один ювелир не стал бы раскладывать свой товар перед уличными ребятишками. Детей притягивало другое: за порогом каждой лавки, у распахнутых дверей дремал вывезенный из Ксуранга пес удивительной породы. Громадные мощные звери, черные с рыжими подпалинами, лежали, положив на лапы тяжелую квадратную морду с отвисшими складками губ, казалось, спали… но это только казалось!.. Манил ребятишек и Сытный ряд, особенно тот его конец, где продавались сласти. Тут счет шел на медяки, тут и ребятишки были желанными покупателями. Торговцы здесь были веселыми, приветливыми, сыпали прибаутками. За мелкую монетку они отхватывали ножом большую плитку загустевшей смеси меда, ягодного сока, муки и лесных орехов. Или обмакивали свежую лепешку в золотистый кленовый сироп. Или высыпали в подставленные грязные ладошки пригоршню сушеных кусочков фруктов, что растут на островах.