Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди - стр. 39
И бледная панночка, вида не то очень уж благородного, не то заморенного, повисла на руке серьезного господина. Этот, судя по выправке, из военных и пусть бы путешествует всего-то вторым классом, но скорее из соображений экономии, чем от недостатка средств.
Стоит. Хмурится. Молчит.
Переминается с ноги на ногу пухленький господин, вертит растерянно головою, щурится. На голове господина – ночной колпак, на ногах – тапочки вида самого домашнего, на плечах – шаль женская, с кистями. И вид собственный, и то, что иные люди стали свидетелем оного, господина смущают донельзя. Он то втягивает живот, стремясь казаться стройней, то, напротив, горбится, кутается в шаль, будто надеясь, что она поможет исчезнуть…
Себастьянов взгляд ненадолго остановился на женщине в годах, в черных траурных одеждах да с толстенным кошаком на руках. Кошак к суете относился с редкостным безразличием, верно полагая, что оная его не касается. Его хозяйка озиралась, и на сухом, костлявом ее лице застыло выражение крайнего неудовольствия…
Меж тем улан широким шагом прошелся вдоль шеренги и вернулся к Евдокии.
– Происходит, дорогая панночка, – сказал он громко, так, что слова его услышали не только пассажиры, но и притихшие было петушковские кобели, – то, что по распоряжению тайной канцелярии кажный пассажир, каковой следует до Серых земель, подлежит личному досмотру.
Улан крутанул ус и панночке подмигнул. А что, хороша! Кругла. Грудаста. И коса вон до самой земли…
– Это по какому же праву? – поинтересовалась панночка, распоряжением тайной канцелярии не впечатленная. – И что значит, «личный досмотр»? В вещи мои полезете?
– И в вещи тоже. – Улан крутанул второй ус. Привычка сия появилась у него после знакомства с одною вдовушкой, дамой сурьезных габаритов и намерений, каковой весьма и весьма оные усы по сердцу пришлись. – Однако найпервейшим делом мы осмотрим каждого пассажира… и пассажирку…
Он обвел людей взглядом, каковой сам полагал престрогим.
– …на предмет наличия хвоста.
Люди загомонили.
И пухленький господин в ночном колпаке сказал:
– Произвол!
Господин сей путешествовал не просто так, но по заданию редакции. А служил он в «Познаньской правде», солидном, не чета «Охальнику» и иным желтым листкам, издании, чем гордился немало. Правда, гордость сия мало утешала в командировке, каковую господин полагал едва ли не ссылкой, и ссылкой бессмысленною, ибо что может произойти на Серых землях? Он писал дорожные заметки, где с одинаковым рвением ругал что черствые пирожки, что железнодорожное управление…
– Произвол! – Неожиданно для самого господина, который, признаться, втайне властей побаивался, особенно в ситуациях, когда оные власти имели численный перевес, его поддержали: – Совершеннейший произвол!