Хозяйка Мельцер-хауса - стр. 27
В коридоре послышался взволнованный голос Китти, а следом голос Элизабет, недовольной чем-то. Наконец их обеих прервала мама: как всегда, она старалась помешать ссоре дочерей.
– Оставь меня в покое со своими нравоучениями, Лиза, – громко говорила Китти. – Мне все равно, что пишет твой высокочтимый господин майор и супруг. Победа, победа, победа – всегда одна победа! Ну и где она, эта победа? Нет никакой победы. Одно вранье и пустая болтовня…
– Как ты можешь так бесчестно говорить, Китти! Да это же предательство по отношению к кайзеру и к отечеству, это глумление над всеми солдатами, мужественно павшими на поле боя. До победы один шаг, так написал Карл. А он все-таки знает, что говорит…
– Элизабет, пожалуйста! – вмешалась Алисия. – Да не распаляйся ты так! Неужели именно сегодня вам нужно…
– Ах, снова я во всем виновата. Конечно, так я и думала.
Пауль увидел, что на лице отца появилась забавная улыбка. Ему нравилось, как спонтанно Китти выражает свои мысли, даже если он редко соглашался с ними.
– Да мне все равно – победим мы или проиграем! – громогласно возвестила Китти. – И что мы хотим сделать с Францией. Вот мне, по крайней мере, она не нужна. А эта грязная Россия тем паче. По мне, так и колонии можно все раздать. Только бы они оставили нам моего любимого Поля. Они забрали у меня Альфонса – ну оставили бы моего Поля, так было бы по крайней мере порядочно. Хватит закатывать глаза, Лиза. Уже молчу, мама. Я же обещала, сижу как мышь. Тише воды, ниже травы. – Она замолчала на пару секунд, но тут же продолжила: – Лиза, у тебя найдется для меня носовой платок? Свой я, должно быть, где-то потеряла…
Мама повела обеих дочерей в зимний сад, где собирались пить кофе с пирожными. Пауль взглянул на свои карманные часы – было четыре часа пополудни. Ему оставалось еще пятнадцать часов. Почему же время шло так медленно? Все эти разговоры, это расставание, эти старания выглядеть собранным, казаться уверенным – как же все это было мучительно. Он вспомнил, как прощались с друзьями юности, которые вызвались добровольцами, чтобы год прослужить отечеству. Это было в самом начале войны, все были полны энтузиазма и вряд ли ожидали, что им придется идти на врага. Двух его школьных товарищей объявили непригодными к службе из-за каких-то физических недугов. О, как же они злились. Остальные отпраздновали канун начала своей службы веселыми хмельными застольями, ночными факельными шествиями по улицам Аугсбурга и ревом песни «Дозор на Рейне». Пауль был в толпе среди них и в этом всеобщем опьяняющем восторге сожалел, что не идет вместе со всеми.