Хозяйка "Доброй феи" и последний из драконов - стр. 41

Не сказать, чтобы мужчина был такой уж гуляка. Но  кто же в здравом уме и здравом же молодом теле может пройти мимо такой вот женщины и не испытать никаких чувств и зашкаливающих эмоций?

Вот и Эдуард не смог. Потому он и сделал все возможное, а именно, попросил  Сергея, помощника и водителя по совместительству, взять выходной. 

Потому он и отзвонился семейной паре Петровых, сказав, что экскурсия не состоится по тех причинам.

Словом, рассчитывал Эдуард покорить девушку своим мужским обаянием. И, кто знает, познакомиться с ней поближе. А уж насколько поближе…

Тут мужчина сглотнул, и машина, до сих пор послушная его рукам, чуть дернулась.

-- Возьми себя в руки, быстро! Дорога не любит таких вот мечтателей, мляя, -- мысленно выругался  Эдуард, и заставил себя отвести глаза от зеркальца заднего вида.

Леночка же закрыла глаза, и, казалось, задремала.

По крайней мере на лице у нее появилась такая милая улыбка, которая появляется только во сне, когда человек расслаблен и ему снится что-то очень хорошее.

11. Глава 11

Последний из драконов

Лайонард  ревел не переставая, выражая целую гамму чувств, которые прятались где-то там, внутри. Которые скопились за все время его жизни, а ведь было тех лет всего ничего. Последнему дракону исполнилось не так давно пятьдесят три года. 

А что такое пятьдесят три года для дракона? Мелочи, сущие мелочи.

В этой гамме чего только не было. И бешеная радость, и торжество, и величие истинного дракона. Лайонард то взмывал ввысь, и тогда превращался в точку, нестерпимо сияющую серебром.

То закладывал своего рода “мертвые петли”, чуть ли не сбивая страшной мордой с длинными и острейшими зубами верхушки деревьев королевского сада, и тогда с громким уже клекотом, так похожим на смех, взвивался в небеса.

То парил, расправив крылья, могучие и прекрасные, серебряные чешуйки на которых отражали небо вверху и зелень травы внизу.

В такие моменты рев прекращался, и наступала такая тишина, что и ранние птички замолкали, не желая ее тревожить.

Тишина торжественная и заставлявшая любого, кто был поблизости, замирать и прислушиваться.

Потому что в этой тишине тому, кто внимательно прислушивался, казалось, что он ее слышит. А может быть, это была вовсе даже не тишина, а дыхание.

Дыхание последнего дракона.

Размеренное, мощное, в такт которому колебалась  трава, росу с которой благополучно сбил наш дракон, пролетая низко-низко.

В такт которому, казалось, качались ветви страрых яблонь и того могучего дуба, который не так уж и принимал в своих объятьях Лайонарда.

В такт которой человек вдруг начинал слышать, как все живое вокруг дышит и движется, исполняя вечный танец, вечный круговорот жизни.