Хозяйка "Доброй феи" и последний из драконов - стр. 34
Он тяжело вздохнул.
-- А все эта трещотка, спаси Туманный, со своим притиранием. Девица молодая, кожа прекрасная! Нет, сделай. Нет, именно сейчас. Нет, вот тут, вот тут посмотрите, вот - видите, морщинка намечается? -- передразнил он тонким противным голосом, чем-то напоминающем голос леди Селани.
Поди-ка, откажи. Мало того, что любимая фаворитка короля, так еще и прилипчива как конский лист. Совсем голову задурила, прости Туманный, -- придворный алхимик горестно покачал головой, и вздохнул еще тяжелее.
Между нами, несмотря на то, что он и так и этак чехвостил леди Селани, ее образ ночами не выходил у него из головы.
Вот запал мужик на юное трепетное создание. Конечно, он понимал, что между ними вряд ли что может быть.
Да и сама леди Селани, хрупкое, почти невесомое созданье с голубыми глазами, наивно смотрящими на мир, не оказывала льеру Конфю ну просто никакого внимания.
Ну, мы-то с вами уже знаем, что наивности в девушке было немного. Была расчетливость и необыкновенное везение. Быть любимой королевской фавориткой это ли не везение?
Словом, Конфю страдал. О страсти, терзавшей его сердце он не говорил даже Лайону. А тот, будучи целиком погружен в проблемы государственной важности, да и в свои собственные, ничего не замечал.
И конечно, эта страсть, эти чуть дрожащие руки, когда Конфю видел девушку, подвели. Бессонная ночь, которую он тогда провел, мечтая о том, как юное стройное тело трепещет в его руках и с губ девушки срываются требовательные стоны, довела его чуть не до полного помрачения.
А когда та, о которой он только что мечтал, пришла просить снадобье для кожи, которая и так сияла, мужчина едва справился с собой.
Он смог сохранить свой обычный сумрачный вид сверх занятого ученого, сурово глядя на цветущее личико девушки.
Чего это ему стоило, вот теперь он знал хорошо. Но эти пухлые губки, розовые, как самый чудесный восход. Как самый нежный перламутр, что добывают ныряльщики с островов, редкий и ценный.
Конфю чуть не зарычал, желая выбросить это видение из своей бедной головы.
-- Нет! Так больше жить нельзя, -- простонал он, -- Испортил снадобье, похотливый я осел. Что теперь будет с Лайоном, а? Ведь и так зелье сложное, и готовилось исключительно по старым манускриптам, где, как известно, каждый алхимик что-то да изменял. Что-то, да добавлял, -- и, терзаясь угрызениями совести вкупе с тайной своей страстью, льер Конфю махнул рукой, и, понурившись, побрел по коридору, к выходу из лаборатории.
Ну не мог он больше пребывать в неведении, никак не мог.
Алхимик вышел в сад, который еще спал, и только капли росы дрожали на листьях старых яблонь и высоких метелочках трав, растущих вдоль хорошо утоптанной тропинки.