Хозяин Вселенной - стр. 47
«Это древний язык, Рома. За три тысячи лет язык меняется очень сильно».
«Ты можешь?..»
Она вглядывается.
«Здесь покоится прах Летящей на восток, матери Ищущей плоды и Играющего с ветром, жены Взлетающего в зенит…» А вот и дата… Ого! Да это же конец эпохи Немереной жадности!»
Я обхватываю жену крылом. Надо же, подумать только… На Земле подобные захоронения искали бы археологи. И не нашли бы ничего – все могилы аборигены разоряли нещадно…
«У нас не принято грабить могилы, Рома. То есть бывали эксцессы во времена той эпохи, но такого вандализма, как у людей, не было и в помине. Как видишь, за ним даже присматривают, за этим кладбищем – должно быть, местный смотритель лесного участка. Да и в старину тут нечего было брать, разве только сами памятники».
Её глаза глубоки и бездонны.
«С тех пор многое изменилось, муж мой. Уже давно так никого не хоронят. Мёртвые покоятся в глубоких подземельях, оставив солнечный свет живым. И сам обряд изменился. Не плачут убитые горем родные, нет траурных процессий… Смерть перестала быть горем, Рома. За очень редкими исключениями, которых тоже скоро не станет».
Я размышляю. Вот как…
«Да, ты прав. Я тоже иногда об этом думаю. Эти редкие исключения напоминают всем о том, что есть на свете горе. Они учат переживать и сопереживать. А вот когда кристаллы-микросканеры в головах не оставят смерти ни единой лазейки… Не закончится ли это в конце концов тем, что мы, ангелы, утратим способность сочувствовать чужому горю? Ничто не даётся даром, Рома».
Я обнимаю её руками и крыльями.
«Но ты же мечтала, чтобы однажды в мире не стало слёз. Твоя мечта исполняется у тебя на глазах».
«Мечтала, да. Но есть на Земле и такая поговорка: «Несчастный, ты будешь иметь, что хотел».
Она вдруг шумно встряхивается, не выдерживая тишины древнего кладбища.
– Давай полетим домой. Извини, Рома, но я не могу здесь…
– Понимаю… Вообще-то я бы смог…
В любимых глазищах протаивает знакомый смех.
– Для тебя нет ничего святого, муж мой, – переходит Ирочка на русскую речь.
– То есть как ничего? – округляю я глаза. – Да полно разного святого! Вот же передо мной главная святыня…
Ирочка смешливо фыркает, блестя глазами.
– Ты неисправимый льстец! Всё, полетели!
– …М-м… Рома…
Ирочка чмокает, плотнее прижимаясь ко мне. Уже уснула, намаялась, маленькая моя… И Мауна-младшая спит, и Нечаянная Радость. И мне бы нужно спать, да ещё как… Но сна ни в одном глазу.
Моя мудрая жена, как всегда, чётко обрисовала суть дела. Я уже привык, что ангелы добрые, это как бы само собой разумеется, как наличие крыльев. Добрые, великодушные, тонко чувствующие чужое страдание… Насколько тонко? Не есть ли это атавизм?