Хозяин Москвы - стр. 26
В поле обзора трясущейся камеры появляется недоумевающий депутат, он торопливо прикрывает гениталии простыней, слева и справа от него голые парни. Их быстро прогоняют. Спустя минуту опять показывают ту же комнату – по-прежнему, без одежды, депутат сидит на краю кровати, в очках, и звонит куда-то. Очевидно, покровителям. Но дозвониться, похоже, не может – кто же теперь ему ответит! Простыня пропала, видно всё, но ему уже не до стыда.
***
Мы в постели. Я весь взмок. Сегодня у неё редкий выходной, а я прогулял работу и со вчерашнего вечера у неё. Мы весь день занимаемся любовью. С меня льёт пот, кажется, я потерял кучу калорий. Лучшее средство для похудения – занимайтесь сексом! Но чтобы вот так, как мы с ней, по нескольку часов кряду – это должна быть настоящая любовь. Без любви не будет такой страсти. Без любви быстро начинаешь скучать и видеть недостатки другого, а с любовью нравится всё.
– Маш, знаешь, мне иногда кажется, что у нас в стране происходит какой-то кошмар… – говорю я в перерыве.
Она лежит на боку, спиной ко мне. Я на спине, смотрю в потолок, левой рукой глажу её ягодицы. Я рассказываю ей обо всём, что меня тревожит. Про геев, про геоцентризм, про фиолетовых.
Она расслабленно слушает, не оборачиваясь.
– Я стараюсь не думать об этом, – наконец говорит она, когда я замолкаю. – И так голова постоянно забита. Да и смысл? Я ведь не смогу ничего изменить.
– Да, но это же бред! Почему большинство принимает происходящее так, как будто это правильно, как будто так и должно быть?!
Я разволновался. Она обернулась, облокотилась на мою грудь и нежно поцеловала. Её волосы упали на моё лицо.
– Ванечка, так наверно устроены люди. Не думай об этом.
Да, она права… Вот в самом деле – инквизиция, нацизм, апартеид… Чего только не было! Но чтобы сейчас, когда наконец появился объективный критерий как выбирать лучших, когда страной управляют избранные, и происходит такое!
***
– Садись! – батюшка с порога указал мне на стул, не дав мне возможности попросить благословения.
Вижу, дела плохи. Что-то он прознал.
– Думаешь я не знаю, – пронзительным злым голосом сказал он, – что ты трахаешь эту ведущую? Всё ждал, ждал, когда ты сам покаешься на исповеди, так ты молчишь. Ты что же, на таинство исповеди решил наплевать?
Я опустил голову. Возражать было нечего.
– Как ты мог-то! Плевать хотел на епитимью? На клятву Богу?
Он скомкал какой-то лист на столе и бросил мне в лицо. Такого ещё не было.
– Батюшка, – пробормотал я, не смея поднять глаза, – я люблю её.
Повисло молчание. Что сейчас будет, – думал я, – он бросит в меня стул?