Хоровод - стр. 70

– Как это может быть, – повторял он хрипло, – как это может быть? – спрашивал он, обводя общество неповоротливым взглядом. Никто, однако, не обращал на него внимания, каждый слышал только себя. Мне докучали эти заклинания.

– Ну полно печалиться, – почти злобно вскричал я. – Давай сделаем дело, наконец. Что толку сидеть сложа руки.

– Не говори глупостей, прошу тебя. Куда мне ее везти – у меня у самого дома нет.

Задорно зазвенела рюмка, упавшая со стола. Ламб раздавил ее каблуком.

– Она же сама мне сказала… – продолжал недоумевать Неврев, опустошая свой бокал огромными глотками. – Хочешь, – он схватил меня за руку, – я расскажу тебе, какое это блаженство – стоять на коленях перед ней?

– Володя, ты пьян, – поморщился я.

– Ну и что́ с того? Впрочем, ты не поймешь… не поймешь. Тебе для этого нужно в мою шкуру залезть.

Неожиданно в его голосе появились энергические нотки. Он ударил кулаком по столу, вскочил и зашагал по комнате, собирая удивленные взгляды приятелей. Казалось, чудная, спасительная мысль пришла к нему, как глоток воды в сухие уста караванщика. «Вот говорят, надежда умирает последняя», – подумал я.

– Да и умирает ли она вообще? – услыхал я голос Елагина.

– Точно умирает. Вчера уж за батюшкой посылали. Ночь прохрипела, так он под утро ушел спать, сейчас, верно, снова там, – возразил Донауров.

– Кто умирает? – спросил я. – Вы о ком говорите?

– Да вот у Донаурова двоюродная тетка умирает, – пояснил Елагин.

– У ней никого нет. Всё мне пойдет, – в некотором удивлении такому обороту произнес наследник.

Время приближалось к семи. Тонкая стрелка незаметно кралась к цели. Мы отметили чужую, незнакомую смерть, доставившую приятелю пятнадцать тысяч дохода.

– Елагин, расскажи про француженок, ты, говорят, видел их уже, – попросил я.

– Это женщины божественные, божества эти женщины, – начал Елагин, – у них сегодня премьера, но нам уж не поспеть.

– Ну, брат, не успеем к началу – к концу успеем, – взорвался Ламб. – Я с большей охотой взгляну на них в гримерной, черт возьми.

– Останемтесь здесь, господа, здесь тепло и сухо, – слабо возразил Донауров, – не надо женщин.

– Как это не надо, – приговаривал Ламб, оглядывая себя в зеркале. Вид он имел растрепанный, но вполне сносный для поздних визитов.

– Прохор, – позвал он, – неси мой новый.

Когда Ламб бывал пьян, его отличали три качества: несгибаемая воля, ласковое обращение с Прошкой и чрезвычайная щеголеватость.

– Нынче и лошадей не достать, – заметил Донауров.

– Достанем, – заверил Ламб, проверяя шинель.

– Едем, едем, – соглашался Звонковский.