Хорошие жены - стр. 35
– Мне это нравится! А где говядина и овощи, которые я послал домой, и пудинг, который ты обещала? – воскликнул Джон, бросаясь к кухонной кладовой.
– У меня не было времени готовить; я думала, мы пообедаем у мамы. Мне очень жаль, но я была так занята. – И из глаз Мег снова полились слезы.
Джон был человеком мягким, но и он был всего лишь человеком, а прийти домой после долгого трудового дня усталым, голодным, полным надежд и найти дом в беспорядке, пустой стол и сердитую жену – такое не слишком способствует безмятежности духа и спокойствию манер. Он, однако, сдержался, и маленький шквал, вероятно, пронесся бы быстро, если бы не одно роковое слово.
– Положение неприятное, я согласен, но, если ты поможешь, мы справимся и, несмотря ни на что, хорошо проведем время. Не плачь, дорогая, сделай маленькое усилие и приготовь нам что-нибудь поесть. Мы оба голодные как волки, так что нам все равно, что будет на столе. Дай нам солонины, хлеба и сыра, мы не станем просить джема.
Джон сказал это добродушно и в шутку, но одним этим словом подписал себе приговор. Мег сочла, что это слишком жестоко – намекать на ее печальную неудачу, и последняя капля ее терпения испарилась.
– Выбирайся из этого положения как знаешь. Я слишком измучена, чтобы «делать усилие» ради кого бы то ни было. Как это по-мужски – предлагать гостю кость и вульгарный хлеб с сыром! Я не желаю, чтобы подобное происходило в моем доме. Отведи этого Скотта к маме и скажи ему, что я уехала, заболела, умерла – что хочешь. Я не выйду к нему, и вы с ним можете сколько угодно смеяться над моим джемом; больше вы здесь ничего не получите. – И, произнеся этот вызов на одном дыхании, Мег отшвырнула передник и стремительно покинула поле битвы, чтобы оплакать себя в своей комнате.
Что эти двое делали в ее отсутствие, она так никогда и не узнала, но мистера Скотта не повели «к маме», а когда Мег спустилась в столовую, после того как они оба ушли, то нашла следы приготовленной на скорую руку трапезы, вызвавшие у нее ужас. Лотти сообщила, что они съели много, и очень смеялись, и хозяин велел ей «выкинуть все сладкое варево и спрятать горшочки».
Мег очень хотелось пойти и рассказать обо всем матери, но стыд за собственное поведение и верность Джону, «который, возможно, и был слишком жесток, но никто не должен знать об этом», удержали ее, и после торопливой уборки в кухне и столовой она принарядилась и села ждать, когда Джон придет, чтобы получить прощение.
К несчастью, Джон видел дело совсем в ином свете. Он постарался выйти из неприятного положения, представив его Скотту как забавный случай, извинился как мог за жену и так хорошо играл роль гостеприимного хозяина, что друг получил удовольствие от импровизированного обеда и обещал прийти еще. Но на самом деле Джон был сердит, хотя и старался не показать это гостю. Он чувствовал, что Мег сначала посадила его в лужу, а затем бросила в беде. «Это нечестно – сказать человеку, чтобы он приводил друзей в любое время, а когда он тебе поверит, рассердиться, обвинить его во всем и оставить одного в трудном положении, чтобы над ним смеялись или жалели его. Нет, видит Бог, это нечестно! И Мег должна это знать». На протяжении всего обеда он внутренне кипел от злости, но, когда все тревоги и волнения оказались позади и, проводив Скотта, он зашагал домой, им овладело более умиротворенное расположение духа. «Бедняжка! Я несправедливо строг к ней, ведь она всей душой стремилась доставить мне удовольствие, когда варила этот джем. Конечно, она была не права, обвинив меня, но ведь она так молода. Я должен быть терпелив, помочь ей, научить ее». Он надеялся, что она не ушла к родителям, – он терпеть не мог сплетен и вмешательства других в его личные дела. При одной мысли об этом им на минуту снова овладел гнев. Затем страх, что Мег захворает от слез и горя, смягчил его сердце и заставил ускорить шаг. Он решил быть спокойным и добрым, но твердым, совершенно твердым, и показать ей, в чем она уклонилась от своего долга перед супругом.