Хорошие плохие книги (сборник) - стр. 31
«Думаю, вы слишком строги к Гасси. Удивительно, что при таком обращении он вообще еще остался жив. А ведь он герой. Знаете, я написала стихотворение. На мотив «Гуди-гуди»[24].
Я противогаз куплю,
В отряд ПВО вступлю.
Окоп прокопаю в саду,
И окна свои залужу,
Чтоб слезоточивый газ
Не смог бы меня достать.
А на краю тротуара
Поставлю орудий пару
И краской на них напишу:
«Эй, Гитлер, не беспокоить прошу!»
Я в руки фашисту не дамся,
Я противогаз куплю,
В отряд ПВО вступлю.
P. S. А вы с девочками ладите?
Я полностью процитировал это письмо (датированное апрелем 1939 г.), потому что в нем содержится, наверное, самое раннее в «Самоцвете» упоминание Гитлера. Имеется в «Самоцвете» и героический персонаж – Толстяк Уинн, противопоставленный Бантеру. А еще Вернон-Смит, байронический персонаж, всегда балансирующий на грани исключения, тоже всеобщий любимец. И даже кое-кто из отъявленных грубиянов, вероятно, имеет своих поклонников. Например, Лоудер по прозвищу Каналья Переходных, хоть и хам, но в то же время интеллектуал, склонный к саркастическим высказываниям по поводу футбола и командного духа. Его однокашники по продвинутому классу из-за этого считают его еще бульшим хамом, но читатели определенного типа, возможно, отождествляют себя с ним. Даже Рэком, Круком и компанией, наверное, восхищаются маленькие мальчики, которым кажется, что курить сигареты – чертовски привлекательный порок. (В письмах читатели часто задают вопрос: «Сигареты какой марки курит Рэк?»)
Политическая ориентация «Самоцвета» и «Магнита», разумеется, консервативна, но исключительно в духе предвоенных (накануне 1914 года) лет, без намека на фашизм. В сущности, базовых политических установок у них всего две: ничто никогда не меняется, и все иностранцы чудаки. В 1939 году в «Самоцвете» французы по-прежнему «лягушатники», а итальянцы – «макаронники». Моссу, преподаватель-француз из «Серых братьев», обычно изображается как герой забавных комиксов: с остроконечной бородкой, в широких на бедрах и сужающихся к щиколоткам брюках и т. д. Инки, мальчик-индиец, хоть и раджа и поэтому имеет снобистские замашки, все равно комический «туземец», говорящий на ломаном английском – в традициях «Панча». («Драчливость – неправильное дурачество, мой достопочтенный Боб, – поучает Инки. – Пусть собаки наслаждаются, исходя лаем и кусанием, а ты отвечай спокойно: тише едешь – дальше будешь, как говорит английская пословица».) Фишер Ти Фиш напоминает старомодного театрального янки времен англо-американского соперничества («Ну-у-у, ва-а-абще-то-о…» и т. п.). Вань Лунг (в последнее время комизм его образа слегка померк, несомненно потому, что среди читателей «Магнита» появилось немало «китайцев пролива») – некое подобие китайца из пантомимы девятнадцатого века, в шляпе, похожей на блюдце, и широченных штанах, говорящего на птичьем английском. Представление об иностранцах сводится к тому, что все они чудаки, призванные развлекать читателя, и их можно классифицировать как насекомых. Вот почему во всех журналах и газетах для мальчиков, не только в «Самоцвете» и «Магните», китаец неизменно изображается с косичкой. По этой косичке его всегда можно опознать так же, как француза – по козлиной бородке, а итальянца – по шарманке. Правда, в газетах подобного толка время от времени появлялись рассказы, действие которых происходило за границей и в которых делались попытки описать местных жителей как индивидуальные человеческие существа, но, как правило, считалось, что иностранцы любого происхождения одинаковы и более или менее соответствуют следующей классификации: