Хорошая девочка. Версия 2.0 - стр. 9

Вот опять двадцать пять.

Не дано мне тихо-мирно приготовить вечером пасту, а ведь я именно за неё взялась, чтобы не заморачиваться. Так, на скорую руку накормить вечно голодных.

Пока я спокойно обжариваю фарш, Руслан, традиционно растрепанный, влетает в кухню. Бросает на стол смартфон. Фыркает. Значит, только что говорил с матерью.

Сердит.

Наливает себе морс.

Сопит.

Всем организмом олицетворяет негодование и неодобрение.

И вдруг выдает:

- Я не понимаю, как мои предки вообще сошлись!

Что тебе сказать? Как я думаю, или корректно?

Задумчиво помешиваю в сотейнике мясо с добавленными минуту назад овощами:

- О, здесь все просто. Саше в тот момент стукнуло сорок, у него кризис среднего возраста. На молодежь потянуло. Лере двадцать как раз. Она у него секретарша. Служебный роман, - лаконично, доходчиво. Чистая правда, между прочим.

Добавляю кипятка в почти готовый соус и закрываю крышку. Оборачиваюсь к подозрительно молчащему ребенку.

И удивляюсь, потому как выводы из моих слов детка делает неожиданные. Вернее, сворачивает мыслью не в ту степь:

- Фига се. То есть тебе тут сорок стукнуло и что? Ты теперь на молодых парней заглядываться будешь?

- Ой, ха-ха, уморил. Смешно, Рус, правда, - тихо шиплю, ибо сливаю макароны и боюсь ошпариться. Ну и вспоминаю фактуру своего аспиранта. Заглядываться, безусловно, можно, но не мне же?

- Ма, а ты зачем за отца вообще замуж-то вышла? Неужели любила вот прям так сильно? – искреннее недоумение и осуждение на лице подрастающего чада – оно того, дезориентирует. Сразу начинаешь думать – а и правда, зачем? Или: ой, стыдно так ребенка разочаровать… и прочее в духе «девочки с комплексом отличницы».

Что делать?

Посопеть, потереть бровь, взлохматить лохмы и себе, и сынке.

Помешать лопаточкой в сотейнике.

Еще потереть бровь. Ну, и лоб заодно.

Еще помешать.

Соус готов.

Макаронные изделия из твердых сортов пшеницы тоже.

Можно было бы садиться ужинать, но нет же. Беседа.

- Ну, ты ведь знаешь, у меня с чувствами сложно. Баба Вера говорит, что я эмоциональный инвалид, - прикроемся матушкой.

Должна же и она приносить пользу.

Хоть какую-то.

Хоть когда-нибудь.

- Баба Вера меня не любит, но не забывает воспитывать, - звучит уже равнодушно, но для меня по-прежнему неприятно и болезненно.

- Это у нее со всеми так, - стремлюсь и ребенка успокоить, и маман в «белое пальто» нарядить. Матушка моя, Вера Павловна, не образец для подражания, но это мать. Уважение ей и почитание.

Руслан продолжает ковырять меня своим любопытством дальше:

- И с тобой?

- И со мной.

Тишина. Гирлянда медленно мерцает, вгоняя в транс.