Холопы - стр. 8
Маша стояла у окна, и ее прекрасные глаза все не могли насытиться зрелищем лунного поднебесья, а память без оглядки на окрики воспитателей вытаскивала и щедро рассыпала яркую мозаику уходящего детства. Позапрошлым летом тетка сильно заболела, и, узнав об этом, Маша сломя голову бросилась за ней в Карловы Вары. Время, проведенное вместе, очень их сблизило. Сколько было переговорено, передумано, переспорено, переплакано! Когда Полине Захаровне стало совсем плохо и врачи лишь сочувственно вздыхали, Маша сидела с ней неотлучно и ночами, когда ей казалось, что тетка уснула или без сознания, давала свободу слезам, умоляя Бога пожалеть «мамочку» и вернуть ей здоровье. Тетка выздоровела. Уехав домой, она написала в письме, мол, чувствует: вымолила Маша ее у Бога.
В прошлом году перед окончанием курса их отправили на стажировку и отдых в Америку, по-правильному – Афроюсию. Без такой стажировки ни одно приличное учебное заведение не имело права выдать диплом об окончании. Эталонная страна и обязательная поездка туда стали для молодой поросли состоятельных граждан мира чем-то вроде детских прививок, гарантирующих сохранность их нравственного и идеологического здоровья в будущем. Но вот два долгих года разлуки позади. Она наконец-то дома, а вокруг ничего не изменилось, даже запах в ее комнате. Как же здесь хорошо! Машеньке захотелось скинуть с себя кисею одежды, выпрыгнуть в разомлевший от июльской неги сад и с детским визгом купаться в чудном небесном свете, тугими серебристыми потоками льющемся на вызревшую землю.
Спину лизнул осторожный холодок. Маша вздрогнула и обернулась на отворившуюся дверь. В комнату осторожно вошла Полина Захаровна.
– Мама!.. – девушка птицей метнулась навстречу.
3.
Как отвратительно в России по утрам! И как бы эту страну ни обзывали: азиатчиной, совдепией, новой или старой империей, демократической федерацией, Сибруссией – это гадливое ощущение у большинства особей обоего пола остается неизменным. Измениться может все – но похмельное утро останется. Б-р-р-р...
Генерал-Наместник Урза Филиппович Воробейчиков пробуждался с трудом. Если быть честным, сановный муж отходил от пьяного сна частями. Первым взбурился мочевой пузырь. «Вечно этой гадине неймется, – проплыла первая мысль в государственной голове. Вслед за пузырем заурчало нутро, заекало сердчишко, потом неловко зевнулось и больно скосило левую скулу, на лбу, толстых щеках и складках шеи выступил липкий противный пот. – Понеслось-поехало! Надо звать сатрапов, больше поспать не удастся».
– Эй! Гамадрилы! Спите, бездельники?