Холопы - стр. 35
В ответ только трещал костер, фыркали кони да негромко сопели бородачи.
– Люди мы, конечно, лихие. И славных дел за каждым из нас не на одну каторгу, но мы же не солдатня с большой дороги. Мы не ханьцы, не уйгузы кровожадные. Мы дети каторги, потому как в места наши во все времена за ослушание и крамолу ссылали. Такая уж юдоля. Я к чему это все гутарю? Не будь мы плоть от плоти народными терпельцами, давно от нас и пыли бы не осталось. Люди нас породили, и только с последним из них мы иссякнем, а доколе будут рожать бабы в уделах наших, будет жить и вольный лихой народ, кому всяка неволя в обузу. И никак не можем мы пропасть и раствориться в лесах, попрятаться, ровно холопы Августейшего Демократа, за спины убогих, сирых да обездоленных, потому как, может, мы – последняя опора народная. Мы да, может, еще поп Шамиль, который уже двенадцатый год бьется за недопущение воссоединения с нами этих базарных редисочников. Пусть они дома, на своей кавказской лаврушке жиреют. У нас такого добра валом. Вот и выходит, не должны мы допустить разграбления древних святынь. Никто ведь и знать не знает, что там за силища сокрыта, а главное, какова она. А ну как достанется она узкопленочным каким или, того хуже, Семерке той великолепной, вот тогда все попляшем! Есть у меня, братья, план...
Разбойники сдвинулись поближе друг к другу и обратились в слух, страшась пропустить хотя бы одно Макутино слово.
Луна уже начала гаснуть. Длинные тени деревьев постепенно слились в темное месиво предрассветного сумерка. Тишина распростерлась над страной, изломанной, сказочной и от века несчастной.
8.
А где-то неподалеку горел другой костер и велись совсем иные разговоры.
Под невысоким таежным утесом, который огибала быстрая прозрачная речушка, на обкатанных водой камнях горел яркий костер. Вкруг сидели полтора десятка мужиков. Место это было давно облюбовано ими для своих потаенных надобностей. Рукотворные прилады, размещенные полукругом у небольшой скалы, больше напоминали подкову зрительного зала, чем место привала охотников или собирателей диких трав. Никаких навесов и лежбищ не было и в помине. Голая, почти отвесная скала, поросшая сверху утопающим во мху кустарником, словно преграждала путь вековому кедровому лесу, что неторопливо, полого сбегал по распадку к реке, а здесь, наткнувшись на вздыбленный камень, притормозил, да так и застыл, вцепившись корнями в каменистую почву предгорья. У подножия скалы лежал обломок отполированного ветрами и водой полутораобхватного листвяка, перед ним из больших плоских камней была выложена ровная площадка, по бокам которой кто-то загодя умело сложил две конические кучи сухого валежника. Далее лежали такие же выбеленные паводками и временем деревья. Импровизированный театр был пуст, будущие зрители сидели рядком, грели руки у костра и вели негромкую беседу.