Холодные звезды - стр. 58
– Спасибо, ты очень добр ко мне, – повернулся он к мальчику, – без настойки мне трудно уснуть. Ну, теперь я пойду?
Кай осторожно кивнул еще раз. Каждую секунду он ожидал подвоха.
Протурбиец дошел до двери, остановился, окинул мальчика задумчивым взглядом.
– Меня зовут Айшас. Я – лекарь. Со мной здесь еще живет Цхала. Моя дочь. Постарайся сильно не шуметь, она спит. Весь дом в твоем распоряжении. Если можешь – не ломай ничего просто так. Захочешь выйти на улицу – пожалуйста, но подумай, куда пойдешь, чтобы не пропасть. К нам войти не пытайся, я запру двери, – он грустно улыбнулся и пожал плечами, – извини, ты пока больше напоминаешь схура.
Кай продолжал стоять, зажав в дрожащем кулаке нож, и смотреть на протурбийца полными ужаса глазами.
– Схур – это дикий зверь, – решил пояснить тот, – у него острые зубы и когти, но совершенно нет разума, и он рвет все живое, что встретит на пути.
Мальчик поморгал.
– Я могу вылечить все твои телесные увечья, – продолжил протурбиец, – но схура в тебе убить не смогу. Раз он уже поселился в тебе, то убить его можно только вместе с тобой. Зато я знаю, как научить управлять им. Так, что ты будешь жить нормальной жизнью. И схур будет выходить, только если ты осознанно ему это позволишь. Но ты сам должен захотеть, чтобы я научил тебя.
С этими словами Айшас выключил свет и вышел, оставив мальчика в одиночестве размышлять над непонятными словами. Кай доел мясо, глядя в темноту отрешенным взглядом, потом вернулся в свою комнату и лег спать. Внутреннее чутье подсказало – так будет правильнее. Пусть протурбиец бормочет про своих схуров. Если он такой дурак, что готов делиться пищей и кровом за просто так, – грех этим не воспользоваться.
Правда, через несколько дней Кай горько пожалел о своем решении. Протурбиец привел его в странную комнату, сплошь заставленную склянками и увешанную связками сушеных растений, уложил животом на длинный стол и ловко затянул ремни на запястьях и лодыжках. Та девчонка, протурбийка, тоже крутилась рядом. Она больше мешала отцу, чем помогала, потому что то и дело заглядывалась на Кая.
Когда его поили какой-то кислой дрянью из стаканчика, он мужественно терпел. В основном из чувства, что вынужден рассчитаться за дни кормежки. Но когда сильные руки лекаря легли на спину мальчика и принялись ее разминать, крик боли сам сорвался с губ. Кай, который ни разу не плакал с того дня, как в первый раз вошел в холодный грот каменоломни, и, уж конечно, не кричал, даже когда обмораживал себе пальцы и потом отогревал их у костра, теперь не смог сдержать слез и воплей.