Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964 - стр. 10
По-другому оценивали перспективы Конго деловые и политические элиты других западных стран, прежде всего США. У них сложилось мнение, что удержаться Бельгии в Конго после независимости не удастся, и «ключ» от Африки может оказаться бесхозным, а то и попасть в руки коммунистов. Совет национальной безопасности США выразил опасение, что «несмотря на невероятные усилия Брюсселя помочь Конго подготовиться к независимости», страну ждет хаос, который «может создать благоприятные условия для коммунистического проникновения»[44].
Ожидания, что независимое Конго ждут неспокойные времена, были обоснованными. Конго традиционно считалось неприветливым, неуютным и опасным для белых людей местом. Американский журналист и путешественник Генри Стэнли, добывший для бельгийского короля Леопольда II этот «лакомый кусок» в 1880-х, называл Конго громадной «страной ужасов», совершенно неизвестной «цивилизованному человеку», где «мы всем чужие и лишь ощупью пробираемся в этих дебрях»[45].
В 1920-х в Конго появился «пророк» и «спаситель» Симон Кимбангу, провозгласивший лозунг «Конго для конголезцев». Он учил, что Христос был черным и предсказывал наступление золотого века, когда с помощью воскресших предков конголезцы изгонят европейцев, а тех, кто не захочет уходить, уничтожат. В 1956 г., спустя пять лет после смерти пророка кимбангисты «направили в ООН меморандум с требованием дать согласие на формирование национального африканского правительства во главе с… Симоном Кимбангу»[46].
По мере приближения независимости напряженность в отношениях между африканцами и европейцами нарастала. Американский этнограф Алан Мерриам, проводивший полевые исследования в Конго с августа 1959 по июнь 1960 г., так описывал связанные с независимостью ожидания африканских жителей Стэнливиля: «Стэнливильцы считали, что независимость освободит их от господства белых, что можно будет работать меньше или совсем не работать, что будет больше денег, не надо будет платить налоги, можно будет свободно пользоваться домами, машинами и женщинами белых»[47].
Все это очень напоминало «золотой век», наступление которого предрекал Кимбангу. Мешали только европейцы, которые еще оставались в Конго. Накопившаяся к ним ненависть все чаще прорывалась наружу. Обычным делом стали избиения европейцев, ограбления их домов, публичные оскорбления. В Леопольдвиле на бюст Леопольда II вешали веревку, окрашенную в черный цвет, а на деревья – чучела белых, совершались ночные налеты на фешенебельные клубы. Предприимчивые конголезцы «продавали» за 10 шиллингов европейских женщин, «гарантируя» покупателям, что те станут их собственностью после независимости. Бельгийской общиной в Конго овладело чувство неуверенности и страха. В одиночку бельгийцы опасались появляться в африканских кварталах больших городов, оставлять детей с конголезской прислугой, вывозили все движимое имущество в Бельгию, переводили в банки метрополии сбережения. Многие уезжали из Конго, те, кто оставался, вооружались