Холм псов - стр. 19
– Не помню, кто в ней был, – отвечаю я, хотя прекрасно все помню. О Мацюсе в ней была даже отдельная глава.
Машина едет дальше, не останавливаясь около дома. Черный, немного подержанный БМВ со странно поблескивающими, серебристыми ободами, явно самая чистая часть автомобиля. Машины я не знаю, не знаю и водителя.
Отворяю калитку и даю знак, чтобы Юстина шла следом.
Мы обходим дом, дерево, топчем стружку, минуем пластиковые ведра, бочки, доски и доходим до задов дома, к маленькому узкому дворику, который почти полностью забит поставленными в высокие поленницы дровами. Три террасы – по одной на этаж – тоже забиты предметами.
Старая микроволновка, старый холодильник, горшки, пластиковые плечики, горный велосипед, который я получил на свое первое причастие.
Присаживаюсь у окна в подвал. Оно закрыто, но его можно открыть перочинным ножиком, я даже помню как именно.
– Наш будет тот, самый высокий? – спрашивает Юстина, глядя на балконы. Я киваю.
– Я не стану входить отсюда. И мы не станем залезать в дом моего тестя, Миколай, – говорит она.
– В чем, нахер, дело?! – кричит кто-то издалека.
Сперва я не узнаю голос, быть может потому, что он слишком неожиданно лупит меня в ухо. Юстина подпрыгивает.
– В чем дело, что ты, сука, там ищешь? – голос слышен снова, и только тогда я поворачиваюсь и вижу крепкого мужика в застиранной рубахе, трениках, стоптанных туфлях, в придавленной шляпе, напоминающей блин. Чувак курит и смотрит на нас, стоя под домом рядом. Потом шагает в нашу сторону.
Когда идет, видно, что он улыбается.
– Это Гжесь? – спрашивает Юстина.
– Что, вам в Варшаве жрать не дают? Людей приходится обворовывать? – спрашивает он и подходит еще ближе.
– Нет никого, Гжесь, – говорю я.
Брат здоровается с Юстиной. У Гжеся темные, жилистые руки, лицо заросло щетиной, крепкие мышцы – из года в год все крепче, но это не мышцы, накачанные в спортзале. Кожа обтягивает мускулы и кости, как твердая резина. Выглядит он лет на десять старше, чем ему на самом деле. Треники измазаны чем-то белым, краской или известкой. Пахнет от него побелкой и выдохшимся пивом из банки.
– Ну, отца нету, – говорит он. – Не знаю, где он.
– А Агата? – спрашиваю я.
– Привет, Гжесь, – говорит Юстина.
Тот осторожно берет ее руку в свою. Улыбается.
– Привет, невесточка, – говорит. Я вижу, что у него нет половины переднего зуба, который еще год назад был целым. – Привет, Бледный, – говорит мне.
Некоторое время мы стоим молча. Потом брат улыбается, смотрит на нас, улыбка его – чуть заговорщицкая, словно бы мы как раз выслушиваем одну из его шуток – и еще не добрались до ударной ее части.