Холли внутри шторма - стр. 22
Нет, эта тишина была ленивой и умиротворяющей, расслабленной и сытой.
Потянувшись как следует, Холли выглянул в окно. Он не признавал штор даже в таких удушливых городах, как Нью-Йорк или Лондон — стены-стены, — и уж тем более не собирался занавешивать Нью-Ньюлин с его невероятными пейзажами.
За стеклом серой мелкой рябью простиралось море, бесконечное, безграничное, вечное, великое. То, перед чем робел даже Холли, а уж он-то не признавал авторитетов.
— Привет, — сказал морю Холли и для верности помахал рукой.
Натянул джинсы и поднялся наверх, в башенку.
— Я не понял, — сказал оскорбленно, — где мой утренний стакан воды в морду? Что еще за равнодушие?
Призрак, вопреки обыкновению, не вязал шарф, а плел какую-то паутинку из волос, напевая себе под нос.
— Тэсса за тебя заплатила, — сказал он добродушно, — локоном человека, который ни жив, ни мертв.
— То есть своим собственным? — мрачно уточнил Холли.
— Тэсса Тарлон определенно жива, — возразил призрак, далекий от метафор и символизма.
— Ну да, — пробормотал Холли, вовсе не уверенный в этом.
Живой человек — тот, кто ходит, дышит, принимает какие-то решения? Или тот, кто чувствует и не боится радоваться?
— Что именно ты сейчас делаешь? — спросил он.
— То же, что и всегда, — ворчливо ответил призрак, — приглядываю за мертвецами. Такая уж у меня работа — смотритель кладбища.
— Ну ты вроде как уже ушел на пенсию. Забыл, наверное?
— Глупости, — рассердился он, — я просто умер! Это совершенно не повод пренебрегать своими обязанностями!
Вот когда Холли умрет — он после этого и пальцем о палец не ударит. Будет возлежать в золотом саркофаге и слушать, как человечество рыдает от невосполнимой потери.
— Ладно, — пробормотал он, — развлекайся.
После чего забрал пустое блюдечко из-под молока — должно быть, Тэсса с утра принесла его, — и пошел умываться.
У него было Очень Большое Дело: уговорить Мэри Лу угостить его куском торта.
Нельзя же оставаться без сладкого два дня подряд! Это совершенно никуда не годится!
Быстро приняв душ и одевшись, Холли натянул куртку Тэссы (ему нравилось носить ее одежду, такая попытка забрать ее немного себе) и целеустремленно зашагал к «Кудрявой овечке».
Это была очень решительная походка очень занятого человека, и каждое разумное существо сразу бы поняло, что нельзя останавливать того, у кого такая походка.
Но женщина, стоявшая возле потрепанной машины прямо на дороге, очевидно, не была разумным существом.
— Простите, — проговорила она голосом человека, который привык за все извиняться. — Это Нью-Ньюлин? Я правильно приехала?