Хочу женщину в Ницце - стр. 78
– Не вижу, – сказал император.
Слуга быстро сбегал в соседнюю комнату и принес сестерций, тоже только что отчеканенный.
– Вот, – сказал слуга, – на аверсе и реверсе то же самое, что и по серебру.
– Но это другое дело, – расплылся в широкой улыбке Пертинакс.
Увидев, как выглядела его кучерявая борода и лавровый венок на голове, он добавил:
– Смешно.
Монета с изображением Пертинакса
В ответ слуги и охрана тоже заулыбались. Пертинакс перевернул монету. На реверсе император был изображен стоящим с головой, повернутой влево. В правой руке он держал патеру[13] над треножником, совершая жертвоприношение, в левой – свиток. Пертинакс вернул слуге большую бронзовую монету и обратился к Эклекту:
– Передавай на Эсквилин, пусть чеканят и в золоте.
– Но позволь, император!
– Слушаю тебя, египтянин! У тебя вопрос? – спросил Пертинакс.
– Да, император. Коммод чеканил монеты с двойным изображением – своим и Александра, – смущаясь, произнес Эклект.
– Я знаю, Коммод верил, что, если рядом с его образом будет изображение Македонского царя, это явится залогом процветания нашей земли. Но я не Коммод!
В Родительские дни – Паренталии, в середине февраля, когда по традиции должностные лица ходили всюду без знаков отличия в память об умерших, Пертинакс облачился в свою старую тогу и почувствовал себя обычным гражданином. Душа его отдыхала. Вечером во Дворце на Палатине он принимал пищу без гостей. Впрочем, как всегда присутствовал Валериан, его старый приятель, да Тициана, не смевшая садиться за стол с императором, когда он обедал в большом кругу друзей. Двое стариков, бывшие школьные преподаватели и друзья юности, вели просвещенные беседы. Разговор шел доверительный, поскольку Пертинакс, даже будучи первым человеком в империи, всё ещё продолжал ощущать себя частным лицом. Да и коммерцией продолжал заниматься через своих людей в родных Сабатских Бродах. Валериан вечно подсмеивался над другом и на этот раз задал ему привычный вопрос:
– Зачем тебе, императору, первому человеку Мира, эти сложные и рискованные торговые операции, которые ты скрываешь от своих слуг, и вместе с тем дорожишь мнением народа о себе как о праведнике?
– Ой, Валериан, как ты прав, – фыркнула Тициана, – ему ничего не стоит, обладая императорской властью, как-то выделить хотя бы свою собственную дочь, обеспечив её достойным состоянием, вместо того, чтобы вкладывать средства в мелкие, но такие рискованные операции. Он боится мнения простого народа, а народная мудрость гласит: «Рука руку моет»!
– Поймите, друзья мои, – Пертинакс виновато улыбнулся, желая не обидеть сидевших за столом близких ему людей, – императорская собственность – это не частное владение императора. Она не принадлежит лично мне, а является достоянием всего народа. Поэтому-то я и отменил пошлины, взимание которых Коммодом служило лишь для обогащения его личной казны.