Хочу тебя навсегда - стр. 28
Я перестаю трепыхаться, отчим же довольно усмехается. Наверняка думает, что я смирилась со своей участью, расслабилась и даже получаю удовольствие.
Его рука на моем животе медленно опускается к лобку. Замирает. Роман Геннадьевич хрюкает от нетерпения. В этот момент я хватаю вилку и со всей силы вонзаю в тыльную сторону его толстой ладони.
Уши закладывает от громкого крика, в висках пульсирует. Адреналин разгоняется в крови. Я зажмуриваюсь и отпрыгиваю в сторону. Бросив взгляд на идеально-вымытые тарелки, стопочкой стоящие на столе, я бросаю их на пол, чтобы привлечь внимание домочадцев, если они всё ещё не проснулись. Раздаётся отчётливый звон, вперемешку с отборным матом Романа Геннадьевича.
— Шваль! Мелкая подзаборная шваль! – выкрикивает отчим, зажимая рану на руке и поднимая на меня полыхающий адским пламенем взгляд.
Я часто дышу и отступаю назад. Сердце колотится, в венах вскипает кровь.
— Ненавижу, — проговариваю отчётливо. — Как же я тебя ненавижу!
— Ану не двигаться! – командует он. – Не двигаться, кому сказал!
Я продолжаю отступать. Медленно и осторожно, потому что не уверена, что нас услышали.
— Мать тебя не простит, — отвечаю отчиму. — Ни за что не простит! Отсудит половину имущества и оставит ни с чем!
Я упираюсь в чью-то фигуру позади себя. Выдыхаю. Грохот стоял сумасшедший, мама наверняка проснулась. Но обернувшись, я понимаю, что это не она, а Галя.
— Что здесь происходит? – испуганно спрашивает сводная сестра.
Она смотрит на меня, на осколки битой посуды, которой усыпан весь пол. На отца, лицо которого побагровело от ярости. Галя закрывает рот ладонью, прекрасно понимая, что происходит.
— Боже, — произносит, прежде чем скрыться в коридоре.
Сводная сестра отсутствует не больше минуты. Приходит, держа мать под руку. Мне кажется, что Галя испугалась даже больше, чем я. Мелко дрожит и плачет при этом.
— Какого… какого чёрта?! – взвизгивает мама, заметив на полу тарелки.
Я молчу. Жду, что скажет Роман Геннадьевич. Не знаю, как описать словами весь тот кошмар, который случился со мной за последние минуты. И эти минуты казались мне пыткой. Самой настоящей и жестокой пыткой.
— У мужа своего спроси, — предлагаю матери. – Какого чёрта он полез ко мне?
Родительница обмирает. Безвольно опускает руки вдоль туловища, едва заметно качает головой. Цвет лица становится бледным и будто неживым.
— Рома…
— Она врёт. Нагло и безбожно врёт, — цедит отчим. – Вертела своими бёдрами, заигрывала. Когда я спокойно попросил её вымыть посуду – воткнула мне в руку вилку!
Я захлебываюсь от негодования. Жалею, что в качестве оружия для самообороны не использовала нож. Обошлось бы не парой капель крови, которые сейчас пачкают плитку, а целой рекой.