Хочу от вас ребенка - стр. 30
Хотя… эти голубые глаза, конечно, не помешали бы, но… я обиделась. Откинулась на спинку дивана, уложив на нее локоть и подперев щеку кулаком. Изнутри меня распирало так, что я нервно ерзала по сидению. Надеюсь, Зайцев не подумает, что меня мучали, скажем, геморрой или паразиты. Пфф… Конечно, не подумает. О чем ты, Волкова? Он, в отличии от тебя, вообще о твоей персоне не думал, сидя расслабленно и подавшись корпусом близко к столу.
Зайцев молчал, лишь изредка поддерживая беседу короткими фразами. Тем не менее, он был звездой нашего стола! Ему заглядывали в рот практически все. Кроме меня, ведь я сидела позади него и прожигала его спину, туго обтянутую белой тканью сорочки, огнедышащим взглядом. Внимание всех коллег было обращено нашему скверному заву, а меня бесило! Бесило, что его внимание не касалось меня! Будто меня вообще не существовало! Будто меня он нарочно игнорировал. Меня! Женщину, планирующую от него забеременеть!
«Идете на рекорд, Алена Алексеевна, – в мыслях пробубнила голосом Зайца. – Нет уж, Иван Романыч, это вы идете на рекорд, теряя баллы», – и послала его спине мысленный фак.
Потом еще один. Надеюсь, оба до него долетели. Я никогда не была стервой и истеричкой. Повторюсь, я человек крайне повышенной эмпатичности. Вот и все.
– Иван Романович, – выпрыгивая из штанов, Виталя переключил внимание зава на себя, чем вызвал во мне бурю негодования. Хрен тебе, а не пироги. Пусть жена теперь тебя кормит! – А еще в отделении случай был, – заикаясь, подавился своим смехом, – привезли нам экстренно мужика. С ним двое сопровождающих. С виду бритоголовые бандюганы в кожаных куртках. Короче, мужику тому требовалась трансплантация роговицы. Мы собрали врачебный консилиум, ну и начали объяснять эти двум шкафам, что необходимо ждать донорский материал для пересадки. И тут меня один прерывает и совершенно серьезно спрашивает: «Док, че, глаз нужен? Если через часа 3-4 привезу, нормально будет?».
Стол мгновенно взорвался хохотом.
Я закатила глаза. Эту историю Сосновский рассказывал при любом удобном случае. Особенно, когда выпьет. Всем уже давно не смешно. Кроме самого Витали, закатывающегося пьяной истерикой.
Я посмотрела на Зайцева. Его голова была повернута вправо, к ржущему Витале, демонстрируя мне четкие линии профиля. Губы лениво улыбались. Скорее из вежливости, нежели в ответ на рассказ Виталика.
Это тоже неимоверно раздражало. Зайцев был сдержанно вежлив со всеми! Со всеми, кроме меня! Будто мне выпала черная метка.
Проследила за тем, как Иван Романыч поднял руку и поднес к губам стакан с виски-колой, которую термоядерно замешал Сосновский. После сделал небольшой глоток. Когда он сглотнул, его кадык дернулся. Боже… Я кошмарно пьяна, раз увидела в этом мужском естестве дикую сексуальность.