Хлеба и зрелищ! - стр. 1
ПРОВИНЦИЯ И ТОК-ШОК «ЧУЖОЕ ГРЯЗНОЕ БЕЛЬЁ»
Оставшись одни, мужчины говорят о политике, спорте, автомобилях и женщинах. Женщины между собой говорят о детях, нарядах, косметике и мужчинах. И на этот раз женский коллектив, скопом отмечающий дни рождения февральских и мартовских офисных «рыбок», не был исключением. Разговор зашёл о статьях, по которым мужчины бесспорно проигрывают женщинам.
Женщины полезнее: они могут родить без мужчин, а мужчины – фигушки. Женщины сильнее: устойчивы к стрессам и живут дольше. Они красивее и умнее: общеизвестно, что самая тупая блондинка не выберет мужчину только потому, что у него стройные ножки, тогда как мужчины делают это сплошь и рядом. Женщины романтичнее и возвышеннее в любви… Вот тут единый фронт раскололся.
Офисный психолог Олечка вступилась за мужчин: они по-настоящему страдают и кончают с собой от несчастной любви, тогда как женщины ломают комедию. Ополовинят блистер снотворного или глотнут предусмотрительно разведённого уксуса, а рядом наготове телефон – звонить в неотложку. Артистки. Женщины более материальны, приземлёны, меркантильны…
Может, и материальные, может, и приземлённые, соглашался коллектив. Но есть, есть в мужской половине гадкая черта, перечёркивающая прочие достоинства: отдельные мужчинки страшные болтуны. Всегда найдётся в их стаде паршивая овца, которую хлебом не корми – дай потрепаться о похождениях по женщинам. Красуются как распушившие хвост павлины – а дружки подзадоривают, подначивают… Чего, к примеру, ни одна самая роковая красавица, брезгливо меняющая мужчин как использованные перчатки, себе не позволит.
Менеджер по рекламе Елена (в офисе её называют Елена Прекрасная) слушает, снисходительная улыбка чуть приподнимает уголки ярких губ. Ей бы самой сниматься в рекламе: а сама-то величава, выступает, словно пава… Безмятежная ясность и покойная, царственная уверенность во всём – в лице, статной осанке, речи, манерах. Назвать бы её роковой красавицей – но у Елены дружная семья: муж, влюблённый как мальчик, трое детей. Старшая готовится в институт, младшие близняшки ходят в школу.
– Пока одни мужчины об этом болтают, другие это делают, – с намёком лукаво говорит она.
– Ну, твой-то, ясно, относится ко вторым! – интересно, что эта всеведущая Олечка имеет в виду? Только сейчас все замечают туго обтянутый нарядным шёлком Еленин выпуклый животик. И что у Елены весь вечер вместо шампанского в бокале – сок. И бросаются с восторженным визгом, поздравлениями, поцелуями, объятиями (осторожными). «Елен, сколько недель? Елен, кто: мальчик, девочка?»
А я вспоминаю совсем другое время, совсем другую девочку, горько плачущую в редакции. Мода на психологов тогда ещё не пришла, и редакция была для людей всем: жалобной книгой, жилеткой для плача, третейским судьёй. Да едва ли не Господом Богом была, на которого последняя надежда.
Я, корреспондент отдела писем, не поспевая шариковой ручкой, записывала за грозящей затопить кабинет слезами юной посетительницей Алёной её историю. Диктофон тогда был один на всю редакцию и хранился у Главного в сейфе, на «самый-самый». Алёнка на самый-самый случай явно не тянула…
В этом месте нажмём «паузу» и перенесёмся в наши дни.
Чтобы раз и навсегда отбить охоту смотреть телешоу «Чужое грязное бельё», достаточно включить его на три минуты. Мат, ор, визг, сцепившиеся и катающиеся по полу тела, кровь и сопли на кулак, скоморошье бряканье на колени: «Люди добрые, поможите!» Ведущий носится, как бес вокруг сковородки, подбрасывая угольков в тех местах, где, по его мнению, не достаточно жарко.
Но позвонила подруга: «Включи телевизор. На этот раз «Чужое грязное бельё» по мерзости переплюнуло самоё себя».
Суть такова. У девушки Саши был парень Филипп, она проводила его в армию и скоро поняла, что беременна. Шушукающий посёлок едва дождался Филю из армии, горели языки: пока ты долг Родине отдавал – твоя-то и с Колькой, и с Толькой… Ну, невыносимо скучно людям: пусто в сердце, пусто в душе – нечем больше заняться.