Хищники жаждут ночи - стр. 31
До этого я даже шага не сделала с крыльца, расстреливая всех стоя на месте.
Дальше пришлось увернуться от стрелы второго стрелка, затаившегося за трупом товарища. В ответ выстрелила точно в лоб. От криков паники и общей суеты, привязанные к столбам лошади стали вырываться и брыкаться, оттого уцелевшие не сумели воспользоваться транспортом, чтобы сбежать. Сразила и удирающих, зацепив случайно и лошадь стрелой, вышедшей навылет. Пройдя быстрым шагом по полю бойни с луком на изготовке, я выявила ещё одного бандита, что затаился за кладкой дров с мечом наголо. Не пожалела и его. В итоге из всей банды уцелели только двое первых всадников, сумевшие вовремя сбежать.
Убедившись, что банда разбита, я пошла на двор, где до этого приметила рукомойник с подвесным бачком. Как только схлынула красная пелена, мне захотелось смыть со своих рук кровь, которой, как оказалось, и не было…
Пребывая какое – то время в прострации, и не заметила, как во дворе появились люди.
– Мать – настоятельница? – Раздалось за спиной.
И я обернулась.
– Ты обронила молитвенную нить, Мать – настоятельница, – проговорила молоденькая монашка, вручая мне утерянные чётки.
Из дрожащих лапок, истерзанных мозолями, приняла я их, как под гипнозом. А потом вдруг поняла, что во дворе творится неладное. Полсотни монашек обступило меня со всех сторон плотной, чёрной толпой. Они смотрели на меня, как на озарение, прямым, светлым, благоговейным взглядом.
Из толпы вперёд вышла старая проповедница, что читала талмуд. Взяла мои безвольные лапки, едва держащие чётки, и поцеловала обе. А затем, глядя с неподдельной любовью произнесла едва слышно, будто вот – вот коньки отбросит:
– Мать – настоятельница, прости нам наши упущения. И мне, старшей сестре Флоренции, оставшейся за Мать, прости, что духом слаба и безвольна. Что не уберегла воспитанниц наших и позволила осквернить святыню. Прости, что плохо читала писанья, прости, что хозяйство ведём мы скудно, что в быту нерасторопны, что…
– Всё хорошо, – прервала её тяжёлые извинения, накрывая изрубленную морщинами, твёрдую как камень ладонь.
Монашка снова целовать руку собралась. А я уже не могла этого терпеть. Я, может, и бессовестная порой бываю, но не до такой же степени! Подалась и обняла её, чтоб уже успокоилась.
Минуту хлопала по спине костлявой, затем отпряла и произнесла неуверенно:
– С девочкой всё хорошо?
Старшая сестра сразу поняла, о чём я. Кивнула коротко, потупив взгляд. И я решила перевести с больной темы на здоровую:
– Там в столовой каша почти остыла, а вы ж без завтрака…