Хищник в России - стр. 16
Слово «уполномоченный» подействовало магически. Голубович со зверским лицом кинулся обратно к будке. Электропривод внутренних ворот включился, и подполковник, не мешкая, бросил «Тойоту» вперед.
В жилой зоне у входа в клуб он выпустил Юрдусова из кабины и ввел в здание. Оба, молча, поднялись на второй этаж, где у тумбочки с телефоном их встретил дневальный из осужденных. Открыв дверь своего кабинета, Челнодаров пропустил туда спутника и сделал знак дневальному подойти.
– Найди Юрдусова и приведи ко мне, – приказал он.
Вскоре в дверь постучали. Юрдусов-младший вяло доложил о прибытии. Патрон стоял спиной к двери. Услышав знакомый голос, он повернулся к брату лицом…
– Даю вам десять минут, – сказал Челнодаров, засекая время по наручным часам. Дверь за ним закрылась.. Ключ в замке резво описал два полных оборота.
Юрдусовы обнялись.
– Братишка, ты? Глазам не верю, – бубнил Хмурый, уткнув нос в плечо Патрона. – Почему не предупредил о визите по зековской почте?
– Стукачей много развелось. Боялся, пронюхают кому не следует, подготовиться успеют. Микрофонов кругом натыкают, камер. А то, с чем я пришел, исключительно для твоих ушей и глаз предназначено. Откровенно говоря, мне бы самому здесь мелькать не стоило. Умнее было бы послать к тебе с весточкой фигуру менее заметную. К сожалению, полного доверия, в последнее время нет никому. Чую, обкладывают меня со всех сторон. За бугор уходить надо. Но разве улежать мне спокойно за бугром на мягких диванах, когда родной брат на тюремной шконке ночами ворочается? Потому сегодня с утра на Матвейчука насел и пробил нам свидание. Пришлось с три короба наврать по поводу срочности, чтобы не заподозрил, какую свинью я его вонючей лавочке подложить собираюсь. Сказал, завтра в Москву на операцию уезжаю. Мол, рак у меня врачи обнаружили. Вот еду, а вернусь ли назад живым – никакой гарантии. Оттого хочу с братом, возможно, в последний раз, повидаться. Он, хорек, верно, до сих пор радуется. Думает, помру, и разожмется рука, что его за глотку держит.
– Постой, – заволновался Хмурый, – ты побег мне устроить хочешь?
– Ну да. Или не рад? Может, ты с какой прапорщицей смазливой жаркий роман закрутил, и зона тебе милее стала, чем «Шератон» или «Хилтон»? – усмехнулся Патрон.
– С ума сошел! Видел бы ты наших дынь ташкентских на кривых ходулях, вряд ли бы про роман заикнулся. И вообще, замечаю, что-то во мне надломилось. Ничего не радует, все опостылело и внутри тяжко, как фраерку дешевому.
– Сам виноват. Я тебя сколько раз просил не зарываться. Не слушал ты меня, отмахивался. Бился я с тобой, бился как рыба об лед. А тюрьма, гляди, какой продвинутой воспиталкой оказалась. Сразу поумнеть заставила.