Хищник - стр. 12

Все три женщины уставились на мои интимные органы, выражение их лиц было разным, и только liufs Guth знает, что отобразилось в тот миг на моем собственном лице.

– Значит, она – это он, – сказала сестра Элисса, глупо улыбаясь.

Дейдамиа произнесла, заикаясь:

– Но… но у Торна нет… хм…

– У него имеется достаточно того, что бесспорно делает мужчину мужчиной! – рявкнула аббатиса. – И более чем достаточно, дабы сделать тебя, обманутая дочь моя, грязной блудницей.

– Oh vái! А ведь все обстоит еще хуже, nonna Этерия! – запричитала бедная Дейдамиа в искреннем отчаянии. – Я стала людоедом! Введенная в заблуждение этим обманщиком, я глотала плоть человеческих младенцев!

Обе женщины уставились на нее в крайнем изумлении. Однако прежде, чем Дейдамиа сумела объяснить все, она замертво повалилась на землю в глубоком обмороке. Я понимал, что означали эти слова, но, хотя меня и била дрожь, у меня хватило благоразумия избежать объяснений. Спустя мгновение сестра Элисса сказала:

– Если эта… этот… Если Торн – мужчина, nonna Этерия, то как он оказался здесь, в монастыре Святой Пелагеи, niu?

– Действительно, как? – мрачно произнесла аббатиса.

И снова меня с моими немногими связанными в узелок пожитками поволокли через широкую долину, обратно в аббатство Святого Дамиана. Там аббатиса заставила монаха запереть меня в уборной и караулить, чтобы я не услышал, что она скажет Dom Клементу с глазу на глаз. Но у монаха были свои неотложные дела, поэтому он оставил меня одного, я же выскользнул и, присев на корточки под окном комнаты аббата, подслушал их беседу. Оба разговаривали очень громко и на этот раз, потеряв осторожность, не на латыни, а на старом языке.

– …Да как вы осмелились привести это ко мне, – буквально рычала аббатиса, – и выдать за девочку?

– Вы тоже приняли Торна за девочку, – возражал аббат чуть спокойнее. – Вы видели то же самое, что видел и я, а ведь вы женщина. Разве можно меня осуждать за то, что я серьезно отношусь к клятве безбрачия, niu? За то, что я добродетельный священник, который никогда не являлся отцом так называемых племянников? За то, что я видел женщин раздетыми лишь во время болезни или на смертном ложе?

– Ну, теперь мы оба знаем, Клемент, что представляет собой Торн и что нам надо сделать. Отправьте монаха, чтобы он притащил это сюда.

Я поспешил вернуться обратно в уборную, испытывая немалый ужас и смущение. За прошедший год или около того меня описывали по-разному, но сегодня впервые меня назвали «это».

Таким образом, я оказался изгнан из обоих монастырей: мне было приказано покинуть долину Балсан-Хринкхен и больше не показываться там. Я изгоняюсь за мои грехи, сказал Dom Клемент, который предварительно был вынужден поговорить со мной наедине и честно признался, что, даже будучи священником, не может точно охарактеризовать эти грехи. Мне было позволено забрать с собой свои пожитки, но аббат предостерег меня, чтобы я не вздумал взять хоть что-то из собственности монастыря, – однако он милостиво вложил мне на прощание в руку монету, целый серебряный солидус.