Хирурги человеческих душ - стр. 127
«Вот как зятёк отблагодарил простушку Аннушку, – вспоминая перипетии непростой жизни, ворочалась в кровати Людмила Михайловна. – И ныне снова всё крушить начинает, как слон в посудной лавке. Не-е-ет, надобно спустить его с небес в преисподнюю!»
4
На узеньком диванчике маялся бессонницей и профессор Серебряков. Семейная перепалка с затем взбудоражила и Владимира Арсентьевича. В Алексее его до болезненности привлекали как раз те черты характера, что одновременно вызывали и острое неприятие: решительность, самостоятельность, независимость и смелость в делах и поступках, которые тот доводил до конца. Иначе говоря, привлекало как раз то, чего остро недоставало самому тестю. Болезненность же восприятия этих качеств Подлужного профессором объяснялась тем, что в нём-то самом судьба вытравила их практически невосстановимо. Насовсем. Да и откуда же было им взяться, при его-то детстве, отрочестве и юности? А выдались они, ой какими жёсткими.
Серебряков Владимир Арсентьевич отнюдь не получил свою звучную фамилию от рождения. Её для себя он придумал сам. В одиннадцатилетнем возрасте. Не без помощи одного доброхота. А до того он был Вовой Анненским.
Родители мальчика происходили из боковых ветвей двух знатных дворянских родов. Отец Вовы Анненского Советскую власть признал, и уже в середине двадцатых годов занял довольно важный хозяйственный пост в Среднегорске, куда был откомандирован из Москвы на укрепление экономических кадров. Да так и осел с женой и народившимся сыном на Урале. В 1937 году Анненский-старший был репрессирован за то, что прежде в экономической науке и в хозяйственной практике придерживался взглядов Бухарина>46 – видного большевистского вождя. Если Бухарина расстреляли, то незнакомый с ним лично Анненский получил десять лет лагерей, где заболел и умер. Жена экономиста Анненского не перенесла потрясений и ненадолго пережила его.
Одиннадцатилетний Вова Анненский стал круглым сиротой. В 1938 году он был «определён» в детский дом. Надобно отметить, что чекисты, вольно или невольно причастные к его судьбе, не забыли о нём самом. К нему был прикреплён некто Рунов, который стал опекать мальчишку – самобытная советская практика той годины. Наставник-чекист и надоумил подопечного официально отречься от ошибок отца и сменить «компрометирующую фамилию». Во имя светлого будущего. Тогда гибко мыслящий Вова Анненский и перевоплотился во Владимира Серебрякова. Всё тот же влиятельный опекун помог ему впоследствии поступить в институт, а затем – в аспирантуру. По иронии судьбы коронной темой экономических исследований Серебрякова стал социалистический хозрасчёт – то, на чём, в частности, и «погорел» его отец. Потому-то «битый временем и обученный старшими товарищами» Владимир Серебряков впоследствии никогда не лез в ересь и свято придерживался официальных догматов советской экономической науки. Хотя далеко не все из них разделял. Во многом благодаря тактической выдержке и благоприобретённой опаске он выбился в люди и пробился в среднегорскую интеллектуальную элиту.