Хиромантия - стр. 30
Кабанис, ученый, знаменитый доктор, заслуживающий уважения, именно на эту тему написал книгу; но что мы должны думать о нем?
Он написал огромный том в доказательство того, что половые органы, климат, пища и прочее имеют влияние на мозг, что одной конвульсии желудка достаточно для приведения человека в беспамятство, одним словом, что желудок управляет мозговой системой!.. И этот ученый, анатом, постоянно углубленный во внутренние органы, не видит, что борьба есть высший закон!.. Он не видит, что добро борется со злом, день – с ночью, тишина с бурей, и материальная сторона человека – с его божественной стороной.
И он не хочет видеть этого, потому что не хочет взглянуть в беспредельную синеву!..
Между тем, в конце своей книги, измученный сомнениями, испугавшись, быть может, своего собственного сочинения, он признает-таки наконец верховенство мозговой системы. «Нет ничего (кроме мозга), – говорит он, – что должно производить, вследствие законов живого организма, такое количество отправлений, столь действительных, столь энергичных, столь общих». И он представляет множество доказательств этого верховенства. Рассуждения Кабаниса не могут разубедить нас.
Да позволено будет, пока не явятся более убедительные доказательства, сохранить нам наши предания, достойные уважения уже и за их древность, ибо начало их теряется во мраке веков, – достойные уважения и вследствие освящения их великими людьми древности и средних веков.
Да позволено также будет нам думать, что медицина и астрономия откажутся от истинного прогресса, если не признают звездного влияния.
Но время идет и увлекает их за собой, и прогресс явится сам собой. Рано или поздно появится человек, который станет знаменит, открыв науке громадное поле гармонии и соотношения всей природы, – гармония и соотношения неба, земли и ее трех царств.
Не говорили ли нам очень недавно об одном молодом медике, Октаве Де Селль, вылечившем подагру употреблением Сатурновых растений?
А в настоящую минуту не пришла ли медицина к употреблению в качестве лекарства электричества, света – этого источника жизни, этого великого волшебного двигателя?
Разве не с одинаковой целью, измученные неверными предчувствиями результата, который должно было принести только будущее, древние алхимики искали в электричестве, называемом ими душой мира, эту мировую панацею, этот философский камень, который в одно и то же время должен был им дать и вещественное золото – богатство, и золото бытия – здоровье?
Разве не в этой душе мира искали они того, что, быть может, теперь дает в несовершенстве магнетизм: средства сношения с другим миром, сношения всегда опасного, потому что оно не отделимо от беспамятства?