Размер шрифта
-
+

Химеры - стр. 20

Вторая строка – церемониальное (с издевкой) приветствие и вызов: четыре коротких взмаха клинком крест-накрест (пять слов – четыре такта):

Сюда, Бенволио, смерть свою встречай!

Мастер-класс господина де Бержерака. Ничего не скажешь – веников не вязала. Сравните у Б. Л.:

Как, ты сцепился с этим мужичьем?

(Положим, почти не хуже.)

Вот смерть твоя – оборотись, Бенволио!

(По-моему, значительно слабей. Скорость не та, и слишком много гласных.)

А уж у Радловой —

Бенволио, повернись, на смерть взгляни! —

вся надежда только на актера, авось прорычит, не пустит петуха.


Но каков бы ни был перевод, Тибальта эта фраза не порочит. Нормальный предупредительный рыцарский возглас. Иду на вы. Сам Дон Кихот, сам д’Артаньян бросился бы в схватку с таким же кличем.

Другое дело, что Тибальту плевать – есть ли повод для драки, нет ли: ему не повод нужен, а драка. Он ищет ее и жаждет. Мировую не предлагать: впадет в исступление, как если бы у него попытались отнять самое дорогое.

Мне даже слово это ненавистно.
Как ад, как все Монтекки, как ты сам!
Трус, начинай!

И это он, Тибальт, первый в пьесе произносит слово «смерть».

И выглядит (и, наверное, чувствует себя) ее чрезвычайным представителем. Пока не отозван. Пока не предан ею.

Как бы Азазелло, разве что без очков. Зловещий агрессор. Но, правда, и комичен. Самую малость. Совсем чуть-чуть. Со сдвигом на один глагол. Показания Бенволио:

…Мне бросив вызов, стал над головою
Мечом он ветер разрезать, а ветер,
Не поврежден, освистывал его…
25

Тут я виноват перед Татьяной Львовной. Я подозревал, что она присочинила это: «освистывал». Уж очень (и очень внезапно) превращается мнимый ангел смерти в шута – в того самого, придуманного ею шута с ею же придуманной погремушкой; и прыгает туда-сюда, и сует куда попадет.

Однако Гугл-переводчик, мой верный товарищ, махая крылом, удостоверяет: hiss’d him in scorn примерно и значит – подсвистывал ему презрительно. (Возможно, Бенволио всего лишь хочет подчеркнуть, что на Тибальта никто не нападал; но мало ли кто чего хочет; карте место; слово, знаете ли, не воробей.)

Тогда и шута Т. Л., стало быть, взяла не с потолка, а из воздуха пьесы. Истыканного остриями клинков, располосованного лезвиями; ветер разносит скрежет металла, смешанный со свистом.

(Звуковой фон в хрониках, в «Макбете», в римских трагедиях глуше и ниже; там не свист, а вой. Но так же толкаются ярко раскрашенные пузыри, туго накачанные волей, машут приспособлениями для протыкания, – и сдуваются один за другим.)

Но это к слову. Я отвлекся и вышел за рамки, каюсь. Позвольте напомнить, мы пытаемся разобраться: отчего нам с вами (признайтесь) больше понравилось бы, если бы Меркуцио «погасил» Тибальта, чем наоборот. И я по-прежнему утверждаю, что в своей первой сцене наш якобы несимпатичный проявил себя совсем не некрасиво. Ну да, Т. – вспыльчивый храбрец, встреча с таким в узком и неосвещенном переулке не обещает ничего хорошего. Да и в освещенном, пожалуй. Но из театрального партера он смотрится молодцом.

Страница 20