Химеролог - стр. 22

Мы спустились на первый этаж и ушли в конец левого крыла. Рина сняла с пояса связку ключей и сунула один из них в замочную скважину. Механизм тихо щелкнул, и дверь приотошла, скрипнув поржавевшими петлями.

– Шевели ногами! – Женщина толкнула меня в спину, и я упал в каменный карцер, который в приюте прозвали гасилкой. Название точно отражало его суть. Здесь утихали злость, ярость, гнев. А если узник был слаб, гасла сама жизнь.

– Осмысли свое поведение, мальчишка, – проскрежетала Рина, – и впредь думай, на кого поднимаешь руку.

Похоже, слухи оказались правдивы. Рина и впрямь многое позволяла Этану, взамен тот держал в кулаке весь приют, поддерживая порядок.

Сука! Какая же она сука!

– Госпожа, я не виноват! – выпалил я, сжав кулаки. – Поверьте!

Она брезгливо посмотрела на меня и, поджав губы, захлопнула дверь. Я услышал, как она удаляется.

– Выпустите! – забарабанил я по двери. – Я этого не заслужил!

Я вопил, пока не выдохся. Тяжело дыша, оперся ладонями о доски и прижался лбом к прохладному дереву. С разбитых кулаков капала кровь. При выдохе поднимались облачки пара.

Я опустил плечи и медленно поднял голову вверх. Сквозь небольшую решетку в потолке падали редкие снежинки. Они кружились, искрились в лунном свете. Такие красивые, они казались эфемерными феями, проникшими в мрачное узилище. Они садились на пол и затихали в кучках своих собратьев.

Я переступил с ноги на ногу. Стылые камни обжигали ступни, от гранитных стен тянуло холодом, отчего меня начало трясти. В карцере нельзя даже присесть, настолько он тесен.

– Не дождетесь. Не умру. Я выберусь, и больше никто не поднимет на меня руку. Вы за все ответите, – прошептал я.

Белые хлопья кружились и падали на голову. Неохотно тая, они пускали холодные пальцы в волосы, скользили по спине, вытягивая тепло из тела.

Сверху послышался шорох, и на миг в карцере потемнело. Возле меня упал сверток.

– Эй! Кто ты? Зачем пришел? – выкрикнул я, но мне не ответили.

Я поднял скинутый тючок и развернул трясущимися руками.

– Спасибо тебе, кто бы ты ни был, – тихо сказал я.

Мне сбросили свернутое в рулон покрывало. Закутавшись и спустив край под ноги, я привалился к двери и замер. Слезы обиды и злости катились по щекам, и я с ожесточением вытер их рукавом.

Как же холодно!