Ханидо и Халерха - стр. 112
Кажется, пронесло: Пайпэткэ не вздрогнула, не насторожилась.
Мужчины помолчали, продолжая следить за ней, а потом почти разом вздохнули – Мельгайвач с облегчением, а Сайрэ тяжело. Вздохнув, старик потряс головой, опустил плечи, опустил голову. Все кончилось. Уговаривать Мельгайвача никакой возможности не было.
К столу уселись совсем чужими – каждый возвращался к своим делам, к своей жизни, к своей судьбе.
Перед тем как сесть, Сайрэ достал откуда – то плоскую бутылку с горькой водой, но на стол не поставил – замешкался, раздумчиво ощупывая ее.
– Не надо, хайче, – сказал Токио. – Побереги до другого раза…
А Мельгайвач уже ел. Он показывал, что спешит, хотя на уме – то у него было еще и другое – покрепче наесться: дорога дальняя, и в родной яранге оленя в честь его возвращения не зарежут… Сайрэ сел рядом с ним, неуверенно поставил бутылку и, не раскупорив ее, принялся за еду. Он отрезал кусок оленины, выложенной из котла прямо на доску, начал дуть на него и вдруг вскочил, что – то вспомнив. Мельгайвач не пошевелился: он знал, что хозяин забыл собрать подарок. «Пусть собирает, – подумал он, еще полней набивая рот мясом. – Довезем потихоньку».
Токио уже закурил трубку и наблюдал за Тачаной, которая тоже вертела в руках пустую трубку, зло поглядывая на Сайрэ, набивавшего рыбой мешок, – а Мельгайвач еще пил чай. Наконец он насытился, надел шапку и встал, чтобы идти к оленям. Но тут хозяин неожиданно повернулся к нему. Пайпэткэ, спокойно державшая край мешка, тревожно подняла голову. Ее маленькие глаза стали внимательными, колючими.
– Мельгайвач! – сказал Сайрэ, приближаясь к чукче. – Ты должен знать, когда и, как это случилось. – Лицо старика было решительным, напряженным – даже испорченный глаз приоткрылся, – Что случилось? – не понял гость.
– Ее сумасшествие. Первый раз это было в то утро, когда ты от меня уехал… Она не слушает шаманских разговоров, но спала она или не спала – а наш разговор о крови дошел до нее. Она поднялась и начала хохотать посреди тордоха. Она босиком вышла искать следы от твоих ног и твоей нарты. А ты помнишь, какой тогда был мороз…
– Это брехня! Ты выдумываешь! – Раскрасневшийся после чая, потный, Мельгайвач так тряхнул головой, что с лица отлетели в стороны капли пота.
– Нет! Так было. Вот тебе крест перед светлым богом. – Старик решительно перекрестился. – Она снова потеряет ум – я знаю. Знаю, что второй раз ты не приедешь ее спасать. А меня бог не простит, если я утаю что – нибудь.
– Гы! – вскочил на ноги Токио. – Что ж получается это? Ты, значит, все знал, а людям говорил другое?