Хааст Хаатааст - стр. 5
Виктор Матвеевич злобно прошипел:
– Это что за тип, кто-нибудь может мне сказать? Одно мне ясно: он не директор никакой. И озвучил то, что вызвало поначалу недоумение каждого из них, уже более спокойным голосом:
– Он ведет себя как какой-то студент-практикант. Вы вообще знаете как это бывает? Директор приезжает и за полчаса все чик-чик и готово, и вечерним же рейсом его нет здесь. А у тебя билетик – если повезет, то куда-нибудь в теплые края, а чаще всего – домой без выходного пособия. Вот черт, связь с континентом только послезавтра. Мы еще посмотрим что это за Хааст такой; я позвоню из библиотеки. Передо мной, я вам не рассказывал, есть должок у одного типа в центре; был у нас случай в прошлой жизни; он там пробьет этого Хааста по базе данных.
– Да ладно, Виктор Матвеич, остыньте, – ответил Леонард. – Бумаги верные.
Он скорее был согласен с Еленой: теперь, когда этого странного человека рядом не было, бумаги неумолимо перевешивали это впечатление ненастоящести директора. Вот его нет рядом, может и не было вовсе, а бумаги лежат и там такие неоспоримые вещи написаны. И, может быть, вся эта неестественность им просто почудилась в разгаре их дискуссии?
– Видимо, устал с дороги, путь то неблизкий, – продолжил он. – Ну, или чудак такой. Эх ты, жизнь-жестянка. Через полгода ведь в дом въезжать. Как жене скажу?
И вдруг что-то укололо его, какое-то ясное чувство осенило, и он воскликнул:
– Черт, но ведь не может быть! Не знаю, кто это, но завтра он нас не убьет. Давайте, Чагин, звоните. Ерунда какая-то.
И опять ими овладели недоумение и надежда на чудо, какая бывает в особых ситуациях в жизни. Леонард вспомнил, как когда-то шел смотреть на результаты вступительных экзаменов в институт, к которым готовился полгода, и к ногам как-будто были привязаны гири. Он понимал тогда, что написал плохо и наверняка провалился, но отчаянно надеялся и цеплялся за шанс, что преподаватель не заметил ошибок, или, может быть, все остальные тоже неважно сдали, и ему повезет и он все-таки поступит! Ведь если нет, то все – конец, пустота, он тогда даже не представлял, как будет жить дальше. В таких смешанных чувствах троица распрощалась друг с другом и они разъехались по домам раньше, чем обычно. Надо было успокоиться и морально подготовиться к завтрашнему дню.
Глава 2
«В сердце каждого мужчины есть место для подвига. И это место пустует. Большинство из нас – на самом деле – охотники, моряки и солдаты. Мы чувствуем настоящее удовлетворение и счастье только в борьбе с опасностью и стихией, когда нужно испытать себя, проявить свою силу и дух, совершить подвиг. Те из нас, у кого это пустое место в сердце слишком велико, обычно рано уходят из жизни. Они, едва достигнув совершеннолетия, отправляются на войну, или в море, штурмуют неприступные горы, или, на худой конец, идут учиться на пожарных или полицейских, терпеливо предвкушая спасения людей и погони за преступниками. В наших религиях и культурах принято проклинать беды и несчастья, уготованные человечеству природными и общественными катаклизмами – землетрясения, войны, пожары и бури. Но для мужчины такие катастрофы являются единственным путем к настоящей реализации своей никчемной души. В этих очагах первобытных сил мы можем вкусить их дух, красоту и величие, слиться и побрататься с ними. Побороться с ними и победить или умереть, лучшей возможной смертью, смертью храбрых. Каждый хочет смерти храбрых и жизни храбрых, но где эта жизнь, и где эта смерть? Все меньше такой жизни у нас; вслух провозглашая превосходство нашей жизни перед жалкой участью предков, мы про себя тайком завидуем им и мечтаем, как Дон Кихот, бросить все, сесть на лошадь и отправиться бороться с ветряными мельницами, искать прекрасную даму и защищать паломников на пустынных дорогах. Но вместо этого мы занимаемся чем угодно: что-то производим, продаем-покупаем, и в конечном счете все наши личные усилия направлены на зарабатывание денег для поддержания наших семей, а совместные усилия – на облегчение и улучшение жизни нашего общества. Ведь у нас облегчение – синоним улучшения. Мы стараемся изо всех сил сделать существование наших детей еще более беспроблемным, и тем самым совсем отнять у наших мальчишек возможность и необходимость подвига.»