Гумилев сын Гумилева - стр. 108
У сочинения Гумилева – Снегова были свои литературные предшественники: «Голубая книга» Зощенко и «Всемирная история, обработанная “Сатириконом”». Но Аверченко, Дымов и другие просто издевались над очень хорошими учебниками Иловайского, хихикали над великими мужами, «расшатывали основы». Уже в 1920-е, когда учебники Иловайского из школы изъяли, а преподавание истории отменили, сочинение сатириконовцев покрылось музейной пылью. Зощенко же перевел несколько случаев из древней и средневековой истории на язык советского обывателя и написал неожиданно глубокую книгу о неизменности человеческой природы.
Для Гумилева «История отпадения Нидерландов» была прежде всего литературной игрой, рассчитанной на интеллигентного, но уже искушенного в блатном жаргоне и воровских понятиях зэка. Впрочем, сочинение о религиозной революции в Нидерландах, написанное в жанре блатного романа, можно как роман и читать.
Блатные романы сочиняли и рассказывали наиболее начитанные и артистичные зэки, обычно «полуцветы» (то есть нормальные люди, «фраера», подражающие ворам), своим товарищам, преимущественно уркам. Так они приобретали некоторый авторитет в глазах урок, вообще не считавших фраеров за людей. В населении тогдашнего Норильска преобладали заключенные, а половину норильских зэков составляли уголовники. Гумилев, хотя и жил в «геологическом» бараке, не мог избежать общения с ними. Зато он – не вор, не грабитель, не убийца – мог приобрести авторитет в глазах урок именно как рассказчик интересных историй или сочинитель «романов». В 1949 году Гумилев рассказывал Марьяне Гордон, своей крестнице и подруге, что был у блатных «романистом».
С урками в Норильске Гумилев по меньшей мере не враждовал. «Мой знакомый убийца», – рассказывает Гумилев об одном из своих собеседников, уловившем, по словам Льва Николаевича, «абстрактный принцип мирового зла». Интересно, что уголовник Ванька Свист в сказке «Волшебные папиросы» – положительный герой. Он намного симпатичнее Политика и Критика, служителей того самого мирового зла.
И все-таки Гумилев больше общался с интеллигентными людьми, благо таких в Норильлаге было множество. Помимо физика-поэта Сергея Снегова среди норильских друзей и приятелей Гумилева были поэт Михаил Дорошин (Миша), химик Никанор Палицын, инженер, «знаток Ренессанса, любомудр и поклонник поэзии» Евгений Рейхман и астрофизик Николай Козырев, впоследствии ставший известным ученым, одним из авторов теории Козырева – Чандрасекара.
Николай Козырев сидел еще с ноября 1936-го, когда его, только что уволенного из Пулковской обсерватории, арестовали как участника «фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации» (Пулковское дело). Многих его подельников-астрофизиков расстреляли, многие умерли в тюрьме, но Козырев выжил и в январе 1941-го получил новый срок. Козырева обвинили в том, что он придерживался теории Фридмана и Хаббла о расширении Вселенной, ныне общепринятой, что любил стихи Есенина и заявил, будто бытие не всегда определяет сознание.