Гулящий - стр. 37

— Дело есть, Коршун, — без особых прелюдий начинаю, — тренироваться мне где-то нужно. Степанов мне все каналы перекрыл. Форму теряю.

— В курсе, братан, — зевает, по сторонам смотрит, расслаблен, а я нервно челюсти сжимаю. — Всё ждал, когда ко мне обратишься, — скалится скотина прокурорская. — Место есть. Сергеевичу не скажу.

— Узнает. Из команды выпрет.

— По хую как-то. Я там только из-за батиного бзика, — усмехается, впихивает в рот блинчик и жует, пока я чутка расслабляюсь.

— Сейчас хочу приступить.

— Не вопрос.

— Цена?

— Обижаешь. Я по-братски подгон сделаю, — делает глоток чая, трёт переносицу, — заяву ту забрали?

— Нет. Если бы забрали, то я бы здесь не сидел.

— Сергеевич че говорит?

— Извинения принести пострадавшим, — криво скалюсь, — принципиально не пойду на поводу.

Кивает. В молчании досиживаем оставшееся время, пока Коршун наедается. Из кафе вываливаемся спокойными. Я предвкушаю предстоящую тренировку в зале. Мне этого чертовски не хватает, как и своего места в команде, но хрен с ним. Подумаю, как вернуться.

— Я без тачки сейчас, — ерошит волосы на затылки Никита, — ещё не отошёл от мальчишника. Половины не помню, блядь.

— Весело, — хмыкаю. Частое явление в наших рядах. Сначала режим, а когда есть шанс уйти в отрыв, крышу сносит. Гульня на полную катушку.

— Главное, чтобы это «весело» через девять месяцев не закричало в роддоме, — садится на пассажирское, — батя меня за яйца вздёрнет.

— Осторожней надо быть.

— Всегда, а тут просто чистый лист. Не помню ничего. Проснулся, какая-то девка под боком голая, резинок нет. Свалил, а сейчас думаю, хоть бы не спустил в неё.

— Скоро узнаешь. На сына прокурора охота.

— Пиздец, — трёт лицо руками, а я усмехаюсь. Коршун — завидная партия. Связи. Бабки. Рожей удался. Семья известная на весь город. Там родословная будь здоров.

Когда выезжаю с парковки, скольжу взглядом по толпе мужиков около сауны. Вижу среди них того типа, что на цацу наседал, когда я пришёл домой. Всё бы ничего, но рядом с ним ещё одна знакомая физиономия мелькает. И тоже соседки ухажёр. Жмут друг другу руки. Рожи от улыбок трескаются. Вот это херово, конечно. Судя по поведению цацы, она не в курсе, что эти двое знакомы.

17. 17

— Почему мне не сказала про Матюшу, Ася? Как так можно? Я же твоя мать, а не враг, а-а-а? — мама читает мне нотации с того момента, как позвонила, только в мои уши слова влетают, бьются о преграду и отлетают в неизвестном направлении.

Я становлюсь параноиком. Постоянно думаю о Фетисове. Как в человеке может сочетаться наглость, хамство и способность помогать? Если Митрошин является гадом по жизни, то он таким и остается. Антон всегда ищет для себя выгоду и ничего просто так не делает. Марк же хамит, блядствует, но при этом уже дважды выручил меня. Эмоции спешат навязать ему не самое лестное определение, а вот разум отрицательно качает головой, особенно когда я вижу после пробуждения на кухонном столе огромный пакет с фруктами. На нем записка «Покорми бойца». Два слова, а вложено в них гораздо больше, чем Митрошин смог из себя выдавить с рождения Матюши. Я пару минут таращусь на пакет, губы кусаю и сдерживаюсь, чтобы не заплакать. После заставляю себя помыть фрукты и заняться готовкой. Так хотя бы не возникает порывов разреветься от понимания, какая же я неудачница.