Гуляния с Чеширским котом

Тогда мне, дураку, не приходило в голову, что мужику бы не «Дубинушку» затягивать, а вкалывать и тоже изобретать машину, а Левше не изголяться на блохах, а направить свой талант на что-нибудь путное.

Моя любовь к Диккенсу меркнет на фоне переживаний поэта Сергея Соловьева, внука историка и племянника философа, создавшего «Элизиум теней». Вот лорд Стирфорс: «Благородный и преступный, избалован, властен, горд, ты со мною неотступно, ледяной блестящий лорд». Или: «И никто шагам его не вторит: свод тюрьмы безжалостен и нем. Крошка Доррит! Где ты, крошка Доррит? Ведь в Маршальси твой Артур Клейнем».

Шарлотта и сейчас иногда является мне в сладких снах! Мечтаю посетить городишко Хейуорт в Йоркшире; говорят, что по его старинным улицам бродят привидения всех трех сестер Бронте, а их брат Брэнвелл грустно смотрит на них, забившись с кружкой пива в угол паба.

Эта мысль живо перекликается с ремаркой папиного друга об удлиненности моей физиономии; помнится, друг был изрядно пьян и сидел за столом в красных кальсонах.

Вообще-то лорды бывают разные. Уже в Лондоне я общался с лордом, носившем пуловер с продранными локтями; думаю, что он обиделся бы, если я назвал бы его «милорд».

Блестящий писатель умер в убогих меблированных комнатах, оставшись без денег и без помощи друзей, которыми он так гордился. Кладбищенские воры украли его труп из могилы и продали кембриджскому профессору для анатомических занятий студентов. Увы, бедный Йорик!

И сейчас порой жаждет душа загнать во двор наших олигархов, взять пулемет «Максим»…

Кстати, иногда кажется, что весь период реформ в России после 1991 года – всего лишь блестящая иллюстрация тезиса Маркса об абсолютном и относительном обнищании.

До первой пробы мне казалось, что хвосты торчат из тарелки и нужно их вытаскивать и, возможно, даже ощипывать.

Голдсмит был шотландцем, и над ним много глумились его друзья-англичане. Политическая звезда, сэр Роберт Уолпол, называл его «вдохновенным идиотом», а пьянчуга и гранд-болтун доктор Самуэль Джонсон писал: «Никто не сравнится с ним в глупости, пока у него нет пера в руках, а как только он взялся за перо, нет человека умнее его».

Нет ничего глупее, чем размышлять над ценами в разные времена! Например, Владимир Набоков получил за свой перевод на русский «Алисы», названный «Аня в Стране чудес», всего лишь пять долларов. Это была приличная сумма для Германии времен инфляции. А в шестидесятые мы с женой и сыном безбедно жили на зарплату второго секретаря посольства в 120 фунтов и даже не воровали.

Размышления над обезьяной привели меня к созданию гениальной баллады: «Англичанин Чарлз Дарвин, старый циник с бородой, почему от обезьяны ты считаешь род людской? Мы совсем другого рода: как пантеры, дико злы, хитроумны, как лисицы, ароматны, как козлы». Финал потрясает: «Разве можно голос нежный и желанье целовать обезьянностью какой-то беспардонно объяснять?» Полет мысли высок, не правда ли?

При смелом полете фантазии Егор Гайдар весьма напоминает своим обликом Роя Дженкинса, который и вхождение в Европу затеял, и разрушил стабильность в Британии, и привел к власти либеральную городскую элиту (не Чубайса ли?), захватившую контроль над СМИ. Сходство еще в том, что Дженкинс и Гайдар очень мало находились у власти, их работу проделывали другие энтузиасты, которые особо не засветились и не стали козлами отпущения.

Легкомысленный старина Кэрролл любил не только Алису Лидделл, но и других девочек, в том числе Гертруду Чатауэй. Если первой он посвятил «Алису», то второй досталась «Охота на Снарка», которую я цитирую в прекрасном переводе Г. Кружкова, он же переводчик и Джона Донна.

За век до Ф. М. гордость Альбиона Уильям Блейк в стихотворении «Лондон» тоже написал от души:

И я не раз размышлял об англичанах в общественных туалетах, куда мне удавалось проникать. Особенно был притягателен клозет на Пиккадилли, у Грин-парка, в котором был оборудован тайник. Когда я извлекал оттуда агентурное донесение в микропленке, меня отвлекал стих на стене, мораль которого сводилась к тому, что, как ни тряси, все равно последняя капля упадет на колени или, скатившись на пол, образует лужицу, в которой сгниют подошвы. А какая радость заскочить в туалет паба! Пабмен за стойкой даже головы не повернет, это во Франции тут же подлетает угодливый метрдотель и, узнав об истинной причине визита, делает такую каменную физиономию, что хочется выскочить из кафе и все проделать прямо на улице.

– начертал ирландец Свифт.

Славно написал Некрасов:

Тут мне резонно возразят: – Голуба, да все это строили рабы! Как и у вас Беломоро-Балтийский канал…

С тех пор с головой все и началось!

Это из моей нетленки – «Диссертации на темы войны Алой и Белой Роз», написанной за несколько дней до защиты кагэбэвского шедевра. Представляю, как бы меня стащили с кафедры в институте имени товарища Ю. Андропова и отправили на Канатчикову дачу, если бы я вдруг зачитал ее на защите.

Тут из болота моей памяти вылезают сонмы англичан, которые бесстыдно вытягивали из нас деньги, торговались из-за каждого пенса до истерики, хитрили, юлили, готовы были заложить мать родную… Не типично? Но что поделать, если разведка копается в далеком от совершенства, вонливом человеческом материале!

Выражение «What the dickens!», означавшее «Какого черта!», всегда приводило меня в восторг. Представьте себе, если бы мы могли говорить: «какого салтыкова-щедрина вы на меня тянете!» или «катись на мандельштама!» Разве не литературный изыск?

На редкость ужасная картина: огромный дымящийся котел, а в нем кости, пупы, уши, ногти и зубы, и все это кто-то перемешивает гигантской ложкой, словно лапшу.

Тут же припомнилась английская эпиграмма: «– Мой сын, смирению учитесь у овец!.. – Боюсь, что стричь меня вы будете, отец!»

Еще Федор Достоевский, живший во времена расцвета Российской империи, писал в 1873 году в «Дневнике писателя»: «Мы покамест всего только лепимся на нашей высоте великой державы, стараясь изо всех сил, чтобы не так скоро заметили это соседи. В этом нам чрезвычайно может помочь всеобщее европейское невежество во всем, что касается России». Лепимся. Но вылепились ли? Ведь в великой державе должны жить обеспеченные, счастливые граждане. Или это не так?

Беда с этой грязью! Каждая нация считает другую вонючей и немытой, а уж нас, русских, за это презирали еще со времен первооткрывателя России, сэра Ченслора; правда, возмущаясь грязью в России, он забывал, что в Англии еще не было водопровода со всеми его достоинствами.

Между прочим, Форин Офис и спецслужбы неслучайно регулярно поругивают за дилетантизм и верхоглядство в иностранных делах. Может, и нашу перестройку они проглядели по этой причине…

Король был голландских кровей, называл Англию «дьявольской страной, нечестивой и порочной» и женат был на лесбиянке Марии. Умер в 1702 году, упав с лошади, которая угодила ногой в кротовую яму.

Очень поливал русских старина Голдсмит! А между тем пил как рыба, и однажды другой прощелыга, Сэм Джонсон, одолжил ему гинею для уплаты долга за квартиру. Когда он пришел к нему через час, то обнаружил Голдсмита за бутылкой мадеры, купленной на разменную гинею… Тут приятели продали книгопродавцу рукопись «Векфильдского священника», выручили 60 фунтов и загуляли не на шутку.

Что там Стерн! Князь Петр Вяземский писал: «За границею из двадцати человек, узнавших, что вы русский, пятнадцать спросят вас, правда ли, что в России замораживают себе носы? N. N. уверял одного, что в сильные морозы от колес под каретою по снегу происходит скрип и что ловкие кучера так повертывают каретою, чтобы наигрывать или наскрипывать мелодии из разных народных песен».

С Карамзиным очень мило перекликается князь Петр Вяземский, нашедший в 1838 году, что «у английских брадобреев рука очень тяжела, даже когда и намыливают они, то голову шатают». Какое счастье, что из экономии я стригся в посольской парикмахерской, у чьей-то милой женушки!

Такие прения были: «московские англичане» заспорили, можно ли не платить за целый ужин, а заказывать всего одну лишь кашу и оплачивать только ее. Кто утверждает, что русские непрактичны?

Это будущий титул премьер-министра и писателя Бенджамина Дизраэли. Много умных мыслей сорвалось с его уст: «Консервативное правительство – это организованное лицемерие», «Англия не любит коалиций», «Окончательность – это не язык политики», «Не читайте историю, только биографии, ибо в них жизнь без теории».

Даже патриот из патриотов Ф. И. Тютчев писал жене: «Я не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким чистым и полным удобств, чтобы вернуться в эту многообещающую в будущем грязь милой родины».