Гул - стр. 36
Люди почувствовали большевистскую силу: бабы замолкли и покорно разбирали ещё теплых мужей – может, чтобы прижаться напоследок, а может, попробовать последних детей зачать. Купины спустили с колокольни пулемёт и теперь вертелись возле комиссара. До чего Верикайте крут, но такого себе никогда не позволял. Ну и комиссарище полку достался!
Через пару часов Мезенцев построил солдат шеренгой и коротко изложил то, что давно мучило голову:
– Антонов с остатком банды ушёл в лес за Кипцом. С ним раненые, причем раненные тяжело. Возможно, ранен и сам Антонов. Они тащат обозы с награбленным добром. Они могут выйти к любой деревне, выползти даже в Саратовскую губернию – и тогда война, новые жертвы, тогда то, что произошло сегодня, повторится. Не один и не два раза.
«И не три, – подумал про себя Рошке. – Четыре, четыре раза повторится».
– Мы обязаны броситься за Антоновым. Взять пару проводников, двадцать человек солдат, догнать банду и добить её. Отдаю себе отчёт, что воевать в лесу с партизанами – дело неблагодарное. Но их мало. Они разбиты, истекают кровью, устали, сам лес окружен нашими летучими отрядами, и если мы не сделаем этого в ближайшее время, бандиты вновь затаятся по схронам. Рошке!
– Слушаю!
– К утру соберите команду. Не больше двадцати человек. Найдите проводника из местных. Лучше двух. Утром, в четыре часа, выступаем к реке Вороне, форсируем её и углубляемся в лес. Взять необходимого фуража и провианта на три-четыре дня. Пошлите вокруг леса дополнительные конные разъезды. Выполнять!
Что уж говорить, были красноармейцы невеселы. Мечтали пересидеть жаркое лето в относительно сытом селе, где сегодня стало на сотню бесхозных женщин больше. А тут неугомонный комиссар от незнания военной науки гонит людей в гиблый лес. Рошке, не снимая очков, осторожно протер платком линзы.
– Вы отдали этот приказ, потому что не можете дождаться, когда очнётся Верикайте? – спросил чекист.
– Совершенно верно. Ждать не можем. Уйдут.
– Знаете, о чем я жалею?
Мезенцев решил, что сейчас Вальтер начнет рассказывать об убитых. Комиссар навидался подобных типов – они сначала лезут расстреливать, а потом стирают заляпанный френч и вспоминают: «Вот, помню, офицера кончал – так он смеялся, по плечу хлопнул. Молодец, достойно смерть принял, уважаю». Мезенцев считал это душевным изъяном. Смерть не должна быть тем, о чем можно написать мемуары. Это просто необходимость. Точно такая же, как чистка пистолета или ведение бухгалтерской тетради. Приход-вычет. Приговорённые записаны в столбик. Убитые – по горизонтали. Под красной чертой: «Итого». А эти разговоры… вроде же не было рядом барышень.