Гул - стр. 27

Меж тем на Змеиных лугах разворачивалась артиллерия. Рядом танцевала конница. Сейчас бы шмальнуть по ней картечью! Только увязла в трясине единственная пушка, которую выгребли из помещичьего музея. И гранат больше не было, и к пулемётам осталось по сотне-другой патронов, и патронов этих было чуть больше, чем самих людей.

Повстанцы, в том числе Жеводанов, Кикин, Елисей Силыч, мужички бандитского вида и простоватые молодые парни, вернулись в лагерь и ждали, что скажет Антонов. Его армия была рассеяна по всему Кирсановскому уезду, а часть скрылась в Саратовской губернии. Поражение следовало за поражением. С трудом сформированный штаб рассыпался. Сложная армейская структура, которую выстраивали кадровые офицеры, перестала существовать. Но Антонов ещё был тем самым вождем, который два года собирал и закапывал по губернии оружие. Он был тем бесшабашным революционером, которому по молодости расстрел заменили «Крестами». Там, стреноженный кандалами, он заломал борзых урок, решивших объездить новичка. Ведь не из-за погон, не из-за иерархии, не из-за штаба с картами восставшая Тамбовщина пришла к Антонову. Крестьяне попросили его возглавить повстанье, потому что Антонов был честным, смелым и гордым человеком. И этот человек по-прежнему был с ними. Здесь, на треклятом болоте. Пусть Антонов не скакал на белом коне штурмовать Тамбов, пусть опухал от болотного житья и сох от ранения, однако его рука ещё могла держать винтовку. И разве этого мало?

– Как там у нас поётся? Догорай, моя лучина? – слабо улыбнулся вождь.

От радости Жеводанов клацнул зубами. Он вообще любил клацать, представляя, как вырывает у мира часть предвечной тайны. Решил вояка, что сегодня ярким июльским полднем Виктору Игоревичу Жеводанову, одному из бесчисленных миллионов людей, в бесчисленный миллионный раз откроется, что же такое сражаться, когда кругом нет и намёка на надежду. Быть может, свершится настоящее чудо, которое превратит скучную солдатскую жизнь в сияющее житие? Тогда Виктор Игоревич посмотрит свысока на умников, начитавшихся книжек, и ещё посмотрит на бородатых любителей Псалтыря. Вот, высоколобикам не открылось, а Жеводанову, вопреки скрежету зубовному, повезло. Прав оказался солдафон с железной челюстью. Всего и требуется, что подставиться пуле. Поскорее умереть – вот первое желание русского человека. Вот чего хотел Жеводанов.

Рядом с офицером, винтовка к винтовке, прилёг Елисей Силыч:

– И не надейся. Ты суть самоубийца, а им прощения не отмерено. Ентого я не позволю.

– А ты, гордец, сел гузном на огурец, – рассмеялся офицер.