Грядущие боги. Книга 1: Спасённая ведьма - стр. 1

Я не люблю, когда наполовину…

В.Высоцкий. Я не люблю.

То, что наполовину, всегда губит целое.

Ф.Ницше. Так говорил Заратустра. Об отступниках.

Солнце поливало жаром тростниковые крыши Кидрона. Хвилла поглядела в окно. Покрытые известью белые стены хижин слепили – можно было щуриться и не смотреть в глаза сидевшим перед ней людям.

– Это будет мальчик, – сказала она. – Крепкий малыш.

Телем обнял свою жену и погладил её чуть округлившийся живот.

– Хвала душам предков! – воскликнул он. – Спасибо, Хвилла. Чем отблагодарить тебя за гадание?

– Ничего не нужно. Почини мне осенью крышу – и довольно будет.

– Зачем же осени ждать? Завтра и починю! – пообещал Телем.

– Нет! – возразила Хвилла немного резче, чем собиралась. – Не завтра. Потом приходи, через день.

– А что будет завтра? – спросила жена Телема.

– Завтра, – сказал Хвилла, возвращая на лицо улыбку, – счастливый муж будет весь день всячески тебя ублажать и носить на руках.

– Почему же только завтра? – засмеялся Телем.

Он глядел на жену, и лицо его озарялось нежным светом любви. Хвилла не испытывала угрызений совести. Она уже решила про себя, что, когда её позовут к старому Чагиру, тоже солжёт, скажет, что болезнь отступает.

– Всё хочу спросить тебя, Хвилла, – сказал Телем. – Не видела ты в будущем Хорсу? Вернётся он когда-нибудь в Кидрон?

– Скучаешь по брату? – понимающе кивнула провидица.

– Карнайя скучает. Сестрёнка всегда любила его, он ведь такой – сильный… А мне скучать некогда. И то сказать: не уйди он в солдаты, был бы сейчас просто плохим крестьянином. Конечно, он правильно сделал, что ушёл. А всё же хорошо бы ему посмотреть, чего можно добиться, если есть терпение работать руками!

– Скажи уж проще: хочешь похвастать перед братом, – заметила его жена.

– А если и хочу – что с того? Спасибо пращурам, есть чем похвастать! Так что же, Хвилла, оставит он когда-нибудь армию?

– Он давно уже оставил, – помедлив, сказала Хвилла. – Ещё после Первого Тиртского похода – ушёл, поселился в Мигенской долине, в глуши. Живёт охотой.

Лицо Телема вытянулось.

– Так это уже сколько лет… Значит, он-то по нам не скучает. Почему ты никогда не говорила?

– Я не люблю говорить то, что может опечалить людей, – честно призналась Хвилла.

Эту честность она могла себе позволить.

Телем грустил недолго. Покрепче обнял жену – и хорошее настроение к нему вернулось.

– Правильно делаешь, Хвилла. Печали в жизни и так хватает, а мы сегодня будем радоваться!

– Не только сегодня, – напомнила ему жена. – Завтра тоже. Слышал, что сказала пророчица: завтра будешь меня ублажать.

– Клянусь душами предков, не только завтра!

Хвилла улыбалась, глядя на них, и наблюдала духовным оком, как из-под сияющего лица Телема проступает бледная маска боли и ярости. По ушам резанул крик, который раздастся послезавтра: «Как ты могла не предвидеть этого, ведьма? Ты виновата!» Так будет кричать Телем – и вытягивать обрубок правой руки, забыв, что ниже локтя ничего не осталось, и никто не видит, как он пытается указать на старуху пальцем.

Да, через два дня, стоя на пепелище, он будет требовать её смерти. Но те, кому предстоит выжить, только прогонят её. Не до казни им будет. Сам Телем умрёт на пятый день от заражения крови.

Хвилла почти месяц проживёт в брошенной хижине за несколько вёрст от Кидрона. Мальчик по имени Талис будет носить ей еду, и он же укажет дорогу к ней Хорсе, когда тот, услышав о разорении Кидрона, придёт из Миген.

Хорса тоже спросит, почему она никого не предупредила о набеге, и услышит в ответ, что те сорок человек, что напали на Кидрон, были не случайной шайкой.

Сет-Ликея – тихий и бедный край. На севере Пар-Ликея врезается в горы и служит единственным путём через них в Гипарею. Там надо всем царят гордые Ликены. Южнее правит богатый Тирт – узел, связывающий торговые пути Колхидора. Дорога между Тиртом и Ликенами хорошо охраняется, там набивают мошну держатели постоялых дворов. А вокруг рассыпаны без счёта разноплеменные поселения вроде Кидрона: богатая земля, бедный народ. Перекупщики, посмеиваясь между собой, за бесценок скупают у местных жителей ячмень и козье мясо, а те не спорят, не торгуются. Как будто не замечают своей бедности.