Грустный перечень моих убийств - стр. 6

Ослепительный трёхстворчатый сервант с зеркальными дверцами.

Шкафы и кровати карельской березы.

Чёрный раздвижной обеденный стол на мощных слоновьих ногах.

Стулья на гнутых ножках.

Кресло-качалка.

Телевизор-комбайн.

Вешалки…

Раскидистые оленьи рога…

Тумбочки…

Люстры с подвесками…

Всё это едва протискивалось в расширенный работягами дверной проём. И лишь когда исчезли в нём последние коробки с барахлом, на чёрном «Зиме» подкатили новые жильцы. Их было четверо.

Сам хозяин – лысоватый полный блондин лет пятидесяти. Кроме барственной осан-ки, замедленных жестов и важной походки ничего замечательного в нём я не обнаружил.

– Хорош гусь! – поглядывая вослед удаляющейся в подземелье фигуре, оценили его наши хозяйки, разом поблекнувшие в моих глазах жрицы огня. Все они, к тому же, ни в какое сравнение не входили с выплывающей из машины новой нашей соседкой.

Ещё бы! – Золотая корона волос («крашеные!» – шипели завистницы), чистый открытый лоб, тёплые карие глаза, излучавшие всепобеждающий свет. Матовой белизны кожа, полные, конечно же, не знающие поденной работы руки, лёгкий подвижный стан, плавная походка… Актриса и только!

А имя, имя-то какое – Виктория Александровна…

Да она ещё и добрая оказалась – настоящая королева! Как хорошо она поговорила с нами, с дворовой ребятнёй! – напевным, грудным голосом спросила имена и пригласила в гости на новогоднюю ёлку, выражая полнейшую уверенность в том, что мы не только

подружимся с ней, но и будем защитниками её дочерям, двум хорошеньким, как

показалось, девочкам.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что девочки не такие уж и хорошенькие. Прыщавые они были. Белесые, серенькие, тихие мышки. Одной лет шесть, другая чуть постарше. Русые косички заплетены «корзиночкой», слабоголосые, чистенькие, застенчивые девочки. Глаза, правда, были замечательные – тёплые, лучистые, как у матери. Но это и всё, что досталось им от неё.

Откуда было знать, что из таких-то гадких утёнышей вырастают подчас

величавые, милые женщины и становятся с годами лучшими жёнами, матерями,

что из-за них, глазастых тихонь и скромниц, насмерть бьются повзрослевшие

парни?..

Ту, что постарше, звали Верой, младшую Лилией. Поскольку тощая чернявая Нелька, дочка дворничихи из соседнего двора, нам уже надоела, мы с Коляном тут же, не сговариваясь, влюбились в Лилию.

Старшая, Вера, оказалась отличной выдумщицей и болтушкой. Ох, и рассказики она загибала на тёплой трубе летними вечерами! Не то, что наши байки про уборную-мя-

сорубку, про пирожки с человеческими ногтями и прочие послевоенные ужасы.