Грубиян на одну ночь - стр. 17

В мой первый раз я орала и просила его достать из меня свой член, а он кончал и умолял меня потерпеть. А потом мы начали снова. Моя жизнь – полное дерьмо, если я опять и опять возвращаюсь в те дни как мазохистка.

Положив ладони в карманы брюк, он осматривает офис, а потом и меня.

Вместо того чтобы спросить, какого черта он сюда притащился, отвечаю:

– Отлично.

Помедлив, флегматично интересуется:

– Спишь с ним?

Запрокинув голову, смеюсь.

Кажется, этот смех назревал во мне давно. Еще с тех пор, как Дмитрий Миллер занял свой кабинет, заново вломившись в мою жизнь. Я знаю, что последние пять лет он жил далеко, а где именно никогда не интересовалась. Мне не нужны подробности его жизни, пусть оставит их себе.

Достав из волос карандаш, бросаю его на стол и надеваю туфли. Забросив в сумку телефон, вешаю ее на плечо и подхожу вплотную к этому гребаному мудрецу. Глядя в его умные и циничные глаза, просвещаю:

– В отличие от тебя, мне не нужно снимать трусы, чтобы добиться чего-то в жизни.

Желваки на его скулах дергаются. Красивые губы становятся тоньше.

– Метко, – говорит бесстрастно.

– Обращайся, – развернувшись, убираюсь подальше от него и от всего, что он с собой несет. – И передавай привет семье.

У него три дочери, и это, наверняка, не предел.

Сев в машину, втягиваю в себя воздух.

Его «БМВ» припаркована прямо у входа и, проезжая мимо, мысленно показываю ей средний палец.

Войдя в свою квартиру, чувствую знакомый запах краски и уксуса. Заглянув на кухню, качаю головой и отодвигаю балконную дверь.

– Моя маргаритка дома, – отзывается папа, точа канцелярским ножом карандаш.

Его седая шевелюра убрана со лба разноцветной банданой. Рабочие штаны и футболка заляпаны краской и выглядят авангардным взглядом на искусство. Осмотрев свой оккупированный балкон, вздыхаю.

Прижавшись виском к двери, бормочу:

– Как дела?

– Что-то будет, – кивает, становясь за мольберт.

– Слава богу, – цокаю я.

Творческий кризис приказал ему объявиться на моем пороге две недели назад. Где он был до этого, сказать трудно. Он слишком много перемещается, чтобы я успевала следить. К счастью, тяга к поискам приключений – это у нас несемейное. У него выставки по всей стране, и раз в год случается зарубежная. Я нашла для него зал, чтобы устроить выставку здесь, в городе, но пока выставлять нам нечего. Кажется, он назвал это “затмением внутреннего зрения”, но мы оба понимаем, что “затмение” нам не по карману. У него контракты, и сроки поджимают. Конечно, это не сравнится с временами, когда дела в нашей семье шли совсем туго, но даже тогда он сохранял оптимизм. В отличие от матери, которая потеряла в отца веру еще до моего окончания школы. Мой отчим был фрезеровщиком. Размен так себе, но тот, по крайней мере, получал зарплату каждый месяц, а не раз в полгода.