Гром небесный - стр. 21

– Вот как? А я подумал, вы кузина мистера Себастьяна…

– Вы не могли так подумать. Разве вы не слышите мой акцент? – отрезала я. – Я же иностранка, работаю… на кухне.

– Ха-ха, до чего ж хитра! Неплохо. А я простой механик!

Арлен махнул рукой, мотоцикл опасно вильнул, я ахнула, но водитель справился, по-мальчишески расхохотавшись. Вскоре мы проехали через хорошо знакомую деревню, а через несколько минут Арлен остановил мотоцикл неподалёку от калитки с горгульями и помог мне выбраться из коляски.

– Было приятно подбросить вас, Анна Смит, иностранка. Надеюсь, мы ещё увидимся.

– Вряд ли. Спасибо за поездку. У меня есть несколько пенни… на керосин.

– Не нужно, – махнул Арлен рукой. – Это у меня есть кое-что для вас.

Он порылся в своей кожаной сумке и достал велосипедный фонарь Гленны.

– Откуда он у вас? – ахнула я.

– Нашёл в лесу.

– В каком лесу?

Он не ответил, подхватил меня под руку и довел до калитки. Прихрамывая, вернулся к мотоциклу… взревел мотор.

– Арлен! – крикнула я. – Это были вы? Там, с капканом?

Ответ остался в дыме умчавшейся машины.

Прошло два дня после ночного приключения. Я оставила без ответа вопросы, где ночевала в грозу, но постоянно думала о загадочном спасителе, замке за холмами и мотоциклисте Арлене Эшли, нашедшем в лесу потерянный фонарь.

У Гленны долго не спадал жар, но сегодня утром ей стало полегче, и она забеспокоилась о дочери. «Схожу к ней вечером», – пообещала я.

Мисс Баутер выдала мне жалованье за вычетом разбитой тарелки из лисьего сервиза, сухо и коротко сообщив, что мадам хотела уволить меня за наглость, но она, мисс Баутер, с нею не согласилась. Впрочем, так или иначе, уходить из Хорсли-хауса мне всё равно придётся.

Сегодня разъехались гости, а днем, когда я мыла «тысячу» бокалов, стараясь придать им блеск, в моечную явился мистер Андертон. В шуме воды я не услышала, как он подошёл, и поняла, что за спиной кто-то стоит, по тяжелому дыханию и запаху алкоголя. Я обернулась, но не успела и охнуть, как он прижал меня к краю мойки и начал задирать платье, шаря толстыми руками по бедрам. «Как я не заметил тебя сразу, такую славную русскую курочку», – выдохнул мне в лицо и зажал рот ладонью. «Тихо, сладкая, тихо, все будет хорошо». Где-то раздались голоса, мисс Баутер давала кому-то распоряжения. Он отпустил меня, куснул в шею и шепнул: «Сегодня вечером будешь ждать меня здесь».

У меня имелись иные планы – управившись с работой, я поспешила в коттедж Морас. Вышла из Хорсли-хауса в начале седьмого, когда сумерки ещё не явились, но были где-то на подходе. Унесенную грозой шляпку заменила вещью из прошлого –шёлковым платком, расшитым голубыми цветами по бледно-жёлтому фону, – закутав голову и шею с синяком, оставшимся от гадкого укуса. Пройдя деревню, свернула на знакомую тропу, идущую через берёзовую рощицу, и здесь меня настигло воспоминание – вдруг почти отчётливо я увидела берёзу у веранды в Мордвиновке, колышущиеся тени от её ветвей, солнечные пятна на дощатом полу, плетеные кресла и гимназиста Петю Наумова, пафосно читающего: «Это было у моря, где лазурная… нет, ажурная пена, где встречается редко городской экипаж…». Нет, я никогда не упивалась поэзией, радуясь лишь некоторым запомнившимся строфам… музыка больше влекла меня. Петя пытался поцеловать меня, там на веранде, в солнечных пятнах… и я тотчас перенеслась в тускло освещенную мойку, явственно ощутила мерзкие прикосновения толстых влажных пальцев. Спазм отвращения и подступившей тошноты был настолько силен, что пришлось обнять берёзовый ствол, как последнюю мачту тонущего судёнышка. «Стоит ли жить? – спросила я, обратившись к густо синему небу, и ответила: – Вероятно, не стоит».