Грибница - стр. 11
«Родионова, мы долго будем ждать? Ты готова к уроку? Садись, два,» – удовлетворенно заключала мегера и выводила в журнале очередную аккуратную двойку по своему предмету. А преподавала Нина Петровна, ни много, ни мало, историю. Даже с наслоениями политической шелухи предмет интересный и увлекательный, охоту к которому педагог отбивала у подопечных раз и навсегда. После этих слов Оксана испытывала облегчение. Ведь теперь можно было вернуться и сесть за парту.
Все изменилось в прошлом году. Вызванная к доске в начале учебного года Ксюха поднялась с места и неожиданно даже для самой себя выдала: «Ставьте сразу двойку. Я не пойду.» Оторопели от такой выходки забитой прежде девушки все: медуза Горгона, одноклассники и больше всех сама дебоширка.
Скандал вышел знатный. Нина Петровна обрушила на Ксюху всю мощь своего авторитета. Звучали речи о загубленном будущем, о моральном облике и нравственном долге, о перспективах вступления в комсомол и вылете в ПТУ. Вызванный в школу отец гневный призыв просто проигнорировал, а Женька идти отказалась, заявив: «Еще чего? Я тебе не родитель.»
До бунтарки не сразу дошло, что выходка её останется фактически безнаказанной. Отцу и сестре школьные дела были до лампочки, а выгнать её из школы до окончания 8-го класса нельзя, ведь другой школы, хотя бы вечерней, в поселке просто нет. А после восьмого она и сама уйдет с превеликим удовольствием. Зато, когда Ксюха в полной мере осознала это, в ней проснулся некий азарт, и оторва, как отныне именовала её классный руководитель, принялась экспериментировать. Заколоть урок истории? Запросто. Не прийти на классный час? Да чего она там не видела? Отказаться собирать макулатуру? Почему бы и нет? Зачем тратить время на такую ерунду? Все равно макулатуры в доме никогда не было. Книг в их семье не читали, газет не выписывали.
Буквально за одну четверть Ксюха превратилась в изгоя и отщепенца. «Правильные» советские дети обходили ее стороной, словно прокаженную. Двоечники и хулиганы, втихаря покуривавшие за углом, стали предлагать сигаретку, признав в ней свою. Курить Ксюхе не понравилось. Но она старательно давилась дымом, ведь в этой компании она была кем-то, личностью, почувствовала свою значимость, нашла, наконец, друзей. Ну ей так казалось, по крайней мере.
Доковыляв до барака (все в горку, да в горку, вверх на сопку), она с облегчением скинула туфли и засунула их обратно в шкаф, где взяла, заметая следы преступления. Ей еще хватило сил гордо вскинуть голову при встрече на улице со злобной старухой со старорежимным именем Аполлинария. С ней Женька и Ксюха были на ножах.