Грешница поневоле - стр. 20
— Н-не подходи. — ну почему голос-то дрожит?!
Я вскидываю обе руки, ограничивая пространство между мной и Тамерланом, запоздало сообразив, что это его не удержит. Мысли вертятся, как сумасшедшие, но ни одной здравой, один сумбур. Он что, всерьез собирается меня изнасиловать?! Заявит на меня права, как настоящий варвар?!
— А то — что? — насмешливо осведомляется он, с силой стиснув мои запястья, и отводит в стороны. — нравится пожестче, да? Любишь поиграть? Тебя это заводит? Я это просек еще тогда, в тачке. Ты накинулась, как львица, наплевав, что нас могли там застукать. Хочешь, обрадую, детка? Я тоже люблю экстрим.
— Не смей! — шиплю я, выкручивая руки из его хватки, хоть и безуспешно. — я не хочу с тобой трахаться! Только посмей меня принудить!
— Ти-ише… — шепчет Анархист, припечатав меня к стене, и не очень ласково коленом раздвигает мои ноги. — как ты разгорячилась, Леля. Ты же сама знаешь, что кричать и требовать от меня что-то бесполезно. Я не подчиняюсь женщинам.
— В тот раз ты был покладистее! — со злостью напоминаю, изо всех сил избегая его поцелуя. — отпусти, сказала! Я говорю тебе «нет»! Ты понимаешь, что, если женщина говорит «нет», любые действия со стороны мужчины расцениваются, как насильственные?!
Его смех выводит меня из терпения окончательно. Ослепленная гневом, я колочу его по плечам, не обращая внимания на боль в запястьях, все еще сжатых в хватке. Но мое сопротивление его, похоже, раззадоривает. Неожиданно прекратив смеяться, Анархист запрокидывает мне голову, резко перехватив обе руки своей свободной. Больно ударяюсь затылком о мрамор, и с ненавистью взираю в лицо своему обидчику.
— Чем раньше ты уяснишь одну простую истину, детка, тем быстрее закончатся твои мучения. — рычит мне в губы, опаляя тяжелыми вдохами и рваными, свистящими выдохами.
Меня трясет дрожь, запах его тела и пота, смешанный с ароматом парфюма, вызывает непрошеные, постыдные ощущения в паху. Чёрт, ну почему… Почему это происходит со мной? Как я могу возбуждаться от близости этого мерзавца?!
— Что я должна уяснить? — огрызаюсь, стараясь не зацикливаться на том, что совсем голая, и он видит, как мне мучительно стыдно и унизительно.
Его пальцы ползут по моему горлу, очерчивают подбородок, и замирают в нескольких сантиметрах от груди. Я судорожно хватаю раскрытым ртом воздух, страшась, что последует за этим. Но Тамерлан не спешит дотрагиваться до меня ниже, и, властно погладив по щеке, улыбается.
— Ты моя. Потому что я так захотел. Никто. Больше. Не встанет между нами. Ты слышала? Ты — моя. — с расстановкой, сквозь зубы, произносит он, и, шумно втянув носом рядом с моей шеей, кивает на поднос. — щас живо заканчиваешь плескаться, ужинаешь, и идешь наверх. Лейла будет ночевать в твоей спальне. Вздумаешь выкинуть какую выходку…