Грешная и желанная - стр. 5
Он потер ухо и пробормотал:
– Забавно.
– Что забавно, mon cher? – послышалось рядом сонное мурлыканье с французским акцентом. Это была вторая причина, почему Эверси проснулся в хорошем настроении.
– У меня ухо горячее.
Моник приподнялась на локте и посмотрела на него сквозь каскад блестящих каштановых волос. В таком положении ее большие, прекрасные груди сошлись вместе, напомнив ему, как восхитительно касаться их головой. Такие манящие и всего в каких-то нескольких дюймах от его лица.
– Как это считается, когда ухо горячее? Должно быть, кто-то о тебе говорит. – Она вытянула пальчик и провела им по уху Йена.
– Кто-то, – удовлетворенно пробормотал он, перекатился на Моник, обнял ее и продолжил любовный марафон, – обо мне всегда говорят.
Глава 2
Бедный Джанкарло.
Уже почти полночь, а Тэнзи все никак не может заснуть. Она отодвинула в сторону яркую цветочную композицию (казалось, что они расставлены повсюду в доме, надо полагать, благодаря Оливии Эверси), занявшую практически весь маленький столик у окна.
Тэнзи вышла на небольшой балкончик, в звездную суссекскую ночь и попыталась представить себе его, стоящего на коленях на зеленой лужайке. С высоты третьего этажа он, вероятно, казался не крупнее, чем небольшое белое пятно. Матерь Божья, какой ужасный миг – сидеть там смиренно и с идиотской улыбкой смотреть на герцога и герцогиню, пока в голове крутится одно и то же – «черт возьми, черт возьми, черт возьми». Ей даже в голову не приходило, что он может последовать за ней от пристани, уж не говоря о том, чтобы появиться под окнами особняка герцога Фальконбриджа и начать орать всякое вроде «не отвергай»! Где он только этому научился? На корабле главное, что ее в нем привлекало, помимо сияющих карих глаз, было его сладкозвучное итальянское бормотание (он даже не подозревал, что она почти все понимает), перемежающееся очаровательно ломаным английским. Должно быть, он читал английских поэтов или еще какую-нибудь чепуху, когда не ухаживал за ней. Тэнзи не понимала, как чтение стихов может привести к чему-нибудь стоящему. Герцог Фальконбридж всего лишь бровью повел, и – пуф! – Джанкарло тотчас же испарился. А ее заверили, что она может больше из-за него не беспокоиться, да еще опекуны (главным образом герцогиня) тут же заговорили о других вещах и других людях, целой куче людей, всех членах семьи, так тепло, и ей не пришлось больше отвечать на вопросы об ее отношениях с мистером Луччези. Потому что герцог явно не сомневался, что положил им конец.
Ничтожная пылинка. Вот что Джанкарло для таких, как Фальконбридж.