Грехи дома Борджа - стр. 33
Возможно, он хотел лишь поздороваться со своей кузиной, сидевшей со мной рядом. Но нет. Герцог пересек зал и слегка склонился надо мной. Я с трудом поднялась и сумела изобразить реверанс, хотя и запуталась в подушках и юбках Анджелы. Потом ударилась лодыжкой о низенький край стола и прикусила губу.
– А знаете, синьорина Доната, вы сегодня крепче держитесь на ногах, чем в прошлый раз.
Я раскраснелась так, будто мою голову сунули в кастрюлю с кипятком. Кардинал Ипполито, сидевший по другую руку Анджелы, захихикал. Я растеряла все слова, а сказать нужно было хоть что-то, иначе герцог счел бы меня грубой.
– В тот день мне выпало много волнений, ваша милость. Я сожалею, что… не справилась с ними.
– Святая церковь оказывает на некоторых подобное воздействие, – произнес он с таким нескрываемым презрением, что я, забывшись, посмотрела ему в лицо.
Мне еще ни разу не довелось видеть герцога без маски. Анджела говорила, он прячет лицо потому, что оно испещрено шрамами от французской болезни, а он до абсурдности тщеславен. Я не могла бы сказать, так это или нет, не могла бы сказать, как он выглядел, кроме того, что он показался мне моложе, чем я ожидала. И еще я сразу сообразила, что отныне его лицо будет призмой, через нее я стану смотреть на весь мир, мерилом, которым буду мерить красоту других лиц. И он уловил мои чувства. В этот момент, и никакой другой, его красота была даром, сохраненным лишь для меня одной.
Дон Чезаре взял мою руку и слегка коснулся ладони губами. Он был без перчаток, и я заметила на его правой руке следы порохового ожога, смазанную серую татуировку ниже костяшки среднего пальца. Из всех воспоминаний о нем, что я ношу в своем сердце, это самое нежное. Я поняла, что передо мной мужчина, который бывает уязвим. Его можно любить.
– Станцуешь со мной, Доната?
– Если позволит госпожа, ваша милость.
– Она позволит. А еще разрешит тебе называть меня Чезаре.
Я чувствовала на себе взгляд Анджелы. Мне хотелось на нее посмотреть, но я не могла отвести глаз от Чезаре, который твердо держал мою руку, слегка ее сдавив.
Осмелев, я сказала:
– Если хотите, чтобы я танцевала, сир… Чезаре, вы должны меня отпустить. К сожалению, мне преграждает путь стол.
– А ты залезь на него. Он не такой уж высокий. – Чезаре улыбнулся мальчишеской улыбкой, показав белые зубы. – Или физические упражнения даются тебе хуже, чем духовные?
Не совсем понимая, на что он намекает, я ответила:
– Думаю, наоборот.
Он слегка потянул мою руку, и я шагнула на стол. Взрыв хохота и аплодисменты раздались со стороны папского стула, когда Чезаре взял меня за талию и опустил на пол. Краем юбки я зацепила вазу с марципановыми розами, и та разбилась, упав на пол. Из-под столов повыползали собаки и принялись растаскивать куски, среди них я узнала старого слепого пса, присутствовавшего при моей прошлой унизительной встрече с его хозяином. Теперь тощую шею животного украшал тяжелый ошейник с полудрагоценными камнями. Чезаре на мгновение замер, глядя на собак, затем подозвал кого-то из слуг и отдал ему распоряжения, которые я не расслышала из-за того, что музыканты увидели, как герцог шагнул в круг, и заиграли павану.