Гражданская жена - стр. 6
4. глава 4
Думалось лучше всего на кухне.
Вера замерла у плиты, ощущая, как постепенно отчаяние и дикая обида сменяются злостью. Не сотрешь воспоминания? Отчего же.
Быстро прошла в кабинет, захватила с собой его старый ноутбук, на котором был большой семейный архив. Тысячи, миллионы сделанных с любовью фотографий, на которых они улыбались, были вместе. Были.
Вернулась в кухню.
Не сотрешь воспоминаний?
Удалила все.
Все свои фотографии. Все, где она была с ним или поодиночке. Оставила только те, на которых он с сыном. Ребенка в это не надо вмешивать, он уже достаточно взрослый, будет делать выводы сам.
Но этого было мало. Ничтожно мало. Проклятый молот обиды продолжал раздавливать ее изнутри, заставляя ощущать свою беспомощность и бессилие.
Что делать, чтобы не чувствовать себя использованной прокладкой? Что?
Мстить?! Вера расхохоталась. Да. Месть сладка!
Он изменил первым, значит, справедливо будет переспать со всеми его друзьями и знакомыми?! Справедливо! Ославить его на весь мир, вытряхнуть все его грязное белье. Еще как!
Бл***... Да, справедливо. Но видит Бог, не собиралась она даже ради мести в этом дерьме мараться. Противна сама мысль. Ее чуть не вырвало, как представила. Нет, все будет не так.
Вера встала, заходила по кухне, потом скрестив руки остановилась у окна, глядя в ночь. Надо признать поражение. Проговорить про себя эти ужасные слова и принять истину.
- Ты стала бывшей, признай это.
Их отношения разладились еще пару лет назад. У Вовки случился сложный перелом, она полгода над ним, как орлица... Пришлось сесть дома на радость мужу, он всегда этого хотел, чтоб не мелькала. Наверное, она просто закрывала глаза на очевидное. Ей требовалась передышка, и она, думая, что может на него положиться, позволила себе эту передышку. Что теперь гадать когда и как?
Но именно тогда, в тот период Александр стал отдаляться. Пошли его совещания и командировки бесконечные... Просто, все происходило как-то постепенно, наверное, потому она и не придала особого значения. Не поняла, что измены его начались еще тогда. А может и раньше? Может, так было с самого начала?
Глаза закрылись сами собой, из горла вырвался болезненный хрип.
Он... был с кем-то, а потом приходил в ее постель. А она...
Крепко сжала кулаки, чтобы ногти впились в ладонь. Чтобы боль телесная заглушила душевную боль. Отвращение ко всему, что у них было, причудливо смешалось с самым дорогим и сладким. С памятью тела, для которого не существовало растоптанной гордости хозяйки, оно верило лишь своим воспоминаниям. А теперь получалось, что и эти воспоминания ложь. Прах. Черепки.