Гравилёт «Цесаревич» (сборник) - стр. 65
Жив. Еще жив. Хоть бы он остался жив.
Это не могло быть случайностью. Почти не могло.
Кому я говорил, что собираюсь консультироваться с патриархом? Министру да Ламсдорфу…
И Стасе.
Не может быть. Не может быть. Быть не может!!!
Я затравленно зыркнул вокруг. Поля плакала. Лиза, тоже прибежавшая сюда, стояла в дверях, прижав кулак к губам.
– Мне нужно поговорить по телефону. Выйдите отсюда.
– Папчик…
– Выйдите! – проревел я. Их как ветром сдуло, дверь плотно закрылась. Я сорвал трубку.
У Стаси играла музыка.
– Стася…
– Ой, ты откуда?
– Из дома.
– Это что-то новое. Добрый это знак или наоборот? – У нее был совершенно трезвый голос, хорошо. А вот сипловатый баритон, громко спросивший поодаль от микрофона что-то вроде «Кто-то ест?», выдавал изрядный градус. Натурально, коньяк трескает. Наверное, уже до второй бутылки добрался. «Это мой муж», – по-русски произнесла Стася, и словно какой-то автоген дунул мне в сердце пламенем, острым и твердым.
– А мы тут, Саша, сидим без тебя, вспоминаем былую лирику, планируем будущие дела…
– Только не увлекайся лирикой.
– Я даже не курю. Представляешь, он берет у меня в «Нэ згинэла» целую подборку, строк на семьсот!
– Поздравляю. Стася, ты…
– Я хочу взять русский псевдоним. Можно использовать твою фамилию?
– Мы из Гедиминовичей. Это будет претенциозно, особенно для Польши. Стася, послушай…
– А девичью фамилию Лизы?
– Об этом надо спросить у нее.
– Значит, нельзя, – вздохнула она.
– Стасенька, ты никому не говорила о том, куда я собираюсь лететь?
– Нет, милый. – Голос у нее сразу посерьезнел. – Что-то случилось?
– Ты уверена?
– Да кому я могла? Я даже не выходила, а с Янушем у нас совершенно иные темы.
– Может, по телефону?
– Я ни с кем не разговаривала по телефону. – Она уже начала раздражаться. – Честное слово, никому, Саша. Хватит.
– Ну, хорошо… – Я с силой потер лицо свободной ладонью. – Все в порядке, извини.
Было чудовищно стыдно, невыносимо. За то, что ляпнулось в голову.
– Стасик… Ты очень хорошая. Спасибо тебе.
– Саша. – У нее, кажется, перехватило горло. – Саша. Я ведь так и не знаю, как ты ко мне относишься. Ты меня хоть немножко любишь?
Да, сказал я одними губами. Да, да, да, да!!
Она помолчала.
– Ты меня слышишь?
– Да, – сказал я вслух. – Да. И вот еще что. Ты не говори ему, кто я. В смысле, где я работаю.
– Почему?
– Ну, вдруг это помешает публикации.
– Какой ты смешной, – опять сказала она. – Почему же помешает?
– Ну… – Я не знал, как выразиться потактичнее. – Он вроде как увлечен национальными проблемами слегка чересчур…
– Ты что, – голос у нее снова изменился, стал резким и враждебным, – обо всех моих друзьях по своим досье теперь справляться будешь? Он в какой-нибудь картотеке неблагонадежных у вас, что ли? Какая гадость! – И она швырнула трубку.