Гравилёт «Цесаревич» (сборник) - стр. 59
– Это моя добыча!
Ловко проворачивая картоху под лезвием, она превосходственно усмехнулась, и я прекрасно понял ее усмешку: дескать, это еще вопрос – кто чья добыча.
– Не беспокойся, – сказала она потом. – Я девушка очень преданная. И к тому же совершенно не пригодна к употреблению.
– Окрасился месяц багрянцем?
На этот раз она оглянулась с непонятным мне удивлением; затем улыбнулась потаенно:
– Скорее уж окрысился. Тонус не тот.
– Ну, будем надеяться, – сказал я.
И звякнувший ножик, и глухо тукнувшую картофелину она просто выронила – и захлопала в ладоши:
– Ревнует! Сашка ревнует! Этой минуты я ждала полтора года! Ур-ра!
Картофелина, переваливаясь и топоча, подкатилась к краю, но решила не падать.
По-моему, с тонусом у Стаси было как нельзя лучше.
Бедная моя любимая. Все время знать это про меня, каждый день… «На Васильевский успел заехать? Тебя покормили?»
Горло сжалось от преклонения перед нею.
– Ну скажи, наконец, как тебе моя новая прическа? Нравится?
Я соскучился до истомы и дрожи – но если поцеловать ее, она ответит, а думать будет, что вот варшавский лайнер шасси выпустил, а вот Януш подходит к стоянке таксомоторов.
– Очень нравится. Как и все остальное. Тебе вообще идет девчачий стиль.
– Просто ты девочек любишь. Я и стараюсь.
Она отвернулась, подобрала картофелину и нож. На меня будто сто пудов кто взвалил – так давило чувство прощания навек. И все равно – такая нежность… Я обнял ее за плечи, легонько прижал спиною к себе и опустил лицо в ароматные, чистые волосы; надетая на голое размахайка без обиняков звала ладонь через ключицу вниз, к груди – я еле сдерживался.
– Трубецкой, не лижись. Я ведь с ужином не управлюсь.
Не меня она звала. В последний раз я чуть стиснул пальцы на ее плечах, поцеловал в темя – и отпустил. Все.
– Ладно, Стасенька, я пошел. Не обижайся.
– Жаль. Знаешь, после работы заезжай, а? Поболтаем…
– Зачем тебе?
– Ну, может, мне похвастаться тобою хочется? Тебе такое в голову не приходит?
– Признаться, нет. Не знаю, чем тут хвастаться. По-моему, твои друзья держат меня за до оскомины правильного солдафона – то ли тупого от сантиментов, то ли сентиментального от тупости.
– Какой ты смешной. А завтра ты что делаешь?
– Лечу в Симбирск и добиваюсь встречи с патриархом коммунистов.
Она порезала палец. Ойкнула, сунула кисть под струю воды – и растерянно обернулась ко мне:
– Это еще зачем?
– Дело есть. Счастливо, Стася.
Она шагнула ко мне, как в Сагурамо, пряча за спину руки, чтобы не капнуть ни на себя, ни на меня; обиженно, в девчачьем стиле, надула губы.
– А обнять-поцеловать?