Грасский дневник. Книга о Бунине и русской эмиграции - стр. 48
Опять письмо от Сургучева. Видимо, смягчен моим вежливым ответом на его грубость, но все еще толкает локтем. Пишет, что не следует писать все, что видишь, что надо «претворять воду в вино», что я ходила около отличной темы, но не нащупала, где ее соль. Все же пишет, что у меня «сочная, почти мужская одаренность», хотя тема и не удалась мне.
15 сентября
Начала писать об актрисе. Есть что-то новое в процессе. Довольно уверенно.
Дождь, тучи, похоже на осень. Вспомнилась прошлогодняя зима. Как переживу эту? Рощин скучает, В.Н. грустна, боится за брата, которому в России должны делать операцию, ходит бледная, непричесанная, вялая. Вял и И.А. Он как-то изменился, и мне часто бывает грустно глядеть на него. В доме тоска. Единственное отвлечение – писание. Точно сама себе рассказываешь разные истории и от этого забываешь остальное. Денег опять нет. Я как-то не почувствовала в этот раз, что получила деньги, да еще такую большую сумму – 1200 фр. Заплатила за машинку, послала Илюше.
17 сентября
Открыла ставни – Вера Николаевна ходит по саду со стаканом в руке, она теперь пьет Гран-гри. Сошла вниз и после кофе походила с ней по саду. Утро тихое, мирное, синева нежная, хотя и много облаков. Мы ходили и говорили о Рощине – тема у нас неисчерпаемая. В.Н. постоянно с ним спорит и уже безнадежно старается доказать ему, что нельзя жить так, как он, нельзя требовать всегда только похвал за написанное и говорить, что не переносишь противоречия. Теперь вышла его книга, В.Н. прочла ее, и вот первый повод к разговорам. Но с ним трудно. Он и правда слушает только себя и считает себя вполне законченным писателем.
В доме сейчас тоже нервность по поводу издания стихов И.А., переписки с Белградом, со знакомыми, на все лады извещающими о том о сем, касающемся издательства, журнала, Белича – словом, всех благ, ожидаемых от Сербии. В конце концов выходит то, о чем в первые трезвые моменты говорили И.А. и Ходасевич. Журнал и вся эта история с Сербией является тем клубком кишок, на которые бросаются чайки и с визгом начинают драть его во все стороны. А на деле – никому ничего. Мережковских все дружно бранят. Каждый день со всех концов письма с возмущениями по поводу их поведения на съезде, по поводу того, другого, пятого, десятого… Хуже всего, что И.А. волнуется, а не следовало бы. Махнуть бы рукой на все это и жить спокойно. О В.Н. и говорить нечего. Она белеет и краснеет двадцать раз в минуту при всяком разговоре об издании книги И.А. О боже, какой, в сущности, невыносимо нервный дом!
Сегодня получила от Илюши письмо. Пока все раздирают себе грудь, он спокоен, выжидает. Издательство идет прекрасно. Он посылает мне деньги, дает дружеские советы. Вот человек из всех самый выдержанный. И как мне это в нем нравится! А ведь нервен он побольше нас. Помнить, помнить надо то, что он говорил мне, не забывать твердить про себя: «Господи, благослови мой малый труд!»