Грасский дневник. Книга о Бунине и русской эмиграции - стр. 36
Я вернулась в умиленном, праздничном настроении с букетиком фиалок у ворота. И.А. сидел в вестибюле и писал письма. Я подошла к нему, поздоровалась, стала говорить о том, как чудесен город. Мы вышли вместе, поехали на вокзал, чтобы узнать, когда отходит поезд на Гренобль. До последнего момента, впрочем, он колебался, не знал, ехать ли прямо через Марсель или решиться на трудное путешествие через Альпы, вкруговую. Все-таки поехали на Гренобль. Я с благодарностью и грустью взглянула в последний раз на низкие покатые темные крыши, проплывающие в окне…
Ехали в первом классе, т. к. во втором, по случаю Страстного четверга, мест не было. В Лионе пересаживались, ждали час в зале буфета «Терминус-отеля», потом ехали до Гренобля почти в пустом вагоне. Я опять долго стояла, смотрела на поля, на розовые пятна деревьев. В Гренобль приехали в темноте, нельзя было ничего рассмотреть, кроме горы и золотых огоньков под ней. Взяли опять три номера в отеле «Europe», но уже далеко не таких спокойных, как в Дижоне. Обедали где-то по соседству: кухня здесь уступает далеко бургундской, но все же было неплохо, особенно какие-то «каннетон» из щуки в желтом соусе и вино. Вышли из ресторана около десяти, и я уговорила немного пройтись перед сном. Вышли на набережную Изера и медленно пошли по ней. Светила луна, не яркая, а смутная, затуманенная, тусклая и печальная – настоящая оссиановская, внизу стремительно неслась река, над ней с двух сторон возвышались туманные высокие горы, кое-где поросшие черным тонким кустарником, похожим на стоящие дыбом черные волосы, а по обоим берегам, соединенным мостами, вытянулся спящий пустой город невиданного еще мной вида, напоминавший швейцарские маленькой четырехугольной башней со шпицем. С нее вдруг потек звон, долгий, звучный.
– Вот настоящая Савойя, мертвое славное прошлое!.. – воскликнул И.А. с волнением.
На следующий день после полудня тронулись дальше. Красота гор от Гренобля до Сент-Обана даже И.А., все видевшего в мире, поразила. Пошли настоящие снежные Альпы, все повышаясь, все раскрываясь. Помню, долго стоял на страшной высоте странной формы гигантский камень-вершина – совсем голый гранитный готический корабль-храм на пустой дикой скале. Мы поворачивали, объезжали гору, а он все стоял в небе, пугая и привлекая своей красно-серой громадой.
В Сент-Обан приехали под дождем, в густой тьме. Высадились на глухой провинциальной станции с керосиновым освещением. Контраст с теплым уютным светлым купе первого класса был такой, что мы с невольным сожалением посмотрели вслед уходившему, блестевшему огнями поезду. Оглядевшись, И.А. со свойственной ему страстностью пришел в ужас. И это тот Сент-Обан, о котором он столько мечтал в Грассе! Некрасивые невысокие горы, какие-то цистерны, трубы, маленькая, утонувшая в темноте станция с освещенным одной керосиновой лампой под железным абажуром буфетом, где ждали не очень ласково оглядевшие нас крестьяне…