Граничные хроники. В преддверии бури - стр. 59
– Серкулус приказал вам к нему явиться, – пояснил Ветерку Андрейко.
Тот лишь хмыкнул, быстро допил свой сок и, кивком указав в сторону двери, сказал:
– Теперь я в вашем полном распоряжении, сержант запаса. Видите меня к серкулусу.
– Что же это случилось в Пути, а, братцы? – причитал гном. – Наш крылатик медленно уплывает в руки миротворцам, и никто и пальцем пошевелить не может?
– Не знаю, Железняк, не знаю, – отвечал ему другой. – Начальству-то наверняка виднее…
– Это госпожа Шиско, что ли? – откликнулся какой-то гном. – Дык она не такая. Она наше в чужие руки не даст. Клянусь Сивым, что не даст. Не такая наша Соша.
– Да, остановит все, – кто-то еще присоединился к разговору между механиками. – И меч разящий свернет, если надо будет.
– Правительница не даст. Она никогда решений не меняет.
– Ой, что же делается-то.
– Срам-то какой. Первый полет межпространственника и этим бездарям отдать. Нашу-то технику. В такое-то время. Безрассудство. Куда только главный механик смотрит, – опять послышались причитания.
Бор, стоявший плечом к плечу с механиками-гномами, слышал краем уха, как те тихонько гомонили меж собою. Он прекрасно понимал их. Бесчестье – отдать первый полет другой Гильдии. Это как вручить ключи от шкатулки с драгоценностями ее потенциальному расхитителю.
– Бромур, – кто-то легонько толкнул его в плечо.
– Да?
– Ты дурак, Туркун, – взгляд исподлобья. – Как ты мог им это позволить?
Микуна никогда не внимала доводам рассудка и подчинялась лишь собственным эмоциям. Точно кораблик в бушующем шторме, она плыла по несущей ее волне, даже не думая о рифах и мелях. Только природное чутье и сноровка спасали ее от гибели. Она была странным человеком. Бронзовым. И волосы, и кожа, и глаза – все имело в точности один цвет, только оттенки немного менялись. Микуна казалась Бору статуэткой. Бронзовой статуэткой, обладающей противоречивым нутром. Точно мягкая и твердая сталь навсегда сплавились в ее сердце, делая только сильнее. Будучи непревзойденным асом, она всегда работала сама, потому как риск был ее второй натурой и девушка не хотела никого, кроме себя самой, подвергать ему. Уж если она шла на риск, то полностью, с головой, наперегонки с ветром. Только одно удивляло Бора – девушка не была путником. Хотя в его глазах она олицетворяла собой Путь. Сам ветер. Переменчивый и шквальный.
– Нет, как ты мог это сделать? – она говорит от всего сердца и ее слова огнем жгут сердце командору.
Бор и так слишком хорошо осознавал, как мало он приложил сил в попытке прекратить грядущие испытания. Бесспорно, то, во что все превратилось, лишь его вина.